Отметим, что практика таких свадеб сохранялась при всех последующих царствованиях. Например, 3 апреля 1866 г. при Александре II в Малой церкви Зимнего дворца состоялась свадьба фрейлины графини О. П. Клейнмихель и камер-юнкера князя П. Д. Волконского. Гости со стороны жениха собирались в Ротонде, со стороны невесты – в Малахитовой гостиной. Невесту привезли в Зимний дворец в придворной парадной карете к подъезду императрицы и в сопровождении двух скороходов провели в Золотую гостиную «через коридорчик и столовую, и потом» невеста была «прошена во внутренние Ее Величества апартаменты для убрания бриллиантами и благословения к венцу». Затем все приглашенные прошли в Малую церковь, где и прошло бракосочетание. Затем в Малахитовой гостиной молодых поздравляли, туда же подали «шампанское, чай, питье и мороженое». Церемония закончилась в 21 час. При этом Александр II счел необходимым лично «сопроводить новобрачных в дом»[383].
В XIX в. характер свадеб «на высшем уровне» изменился. При принятии решений уже не ощущалось того диктата воли монарха, столь характерного для XVIII в. Возможно, тут сыграл свою роль негативный жизненный опыт, имевшийся у Александра I и Константина Павловича. Россия в начале XIX в., одержав победу над Наполеоном, могла себе позволить брачный союз по взаимной симпатии молодых. Результатом такого подхода стал вполне гармоничный брак великого князя Николая Павловича и прусской принцессы Фредерики-Луизы-Шарлотты-Вильгельмины, в православии великой княгини Александры Федоровны.
В 1817 г. в Большом соборе Зимнего дворца состоялось обручение (25 июня), а затем и бракосочетание (1 июля) будущего императора Николая I и будущей императрицы Александры Федоровны. Для свадьбы такого уровня церемониал соблюдался строжайшим образом, но невеста и жених на всю парадную суету смотрели совсем иными глазами. Ведь этим молодым людям, несмотря на их статус, посчастливилось заключить брак по любви.
Их «особый взгляд» отразился в дневниковых записях Александры Федоровны. В них она, как и всякая счастливая невеста, очень мало писала о деталях церемониала: «На следующий день, 25 июня, совершилось наше обручение. Я впервые надела розовый сарафан, брильянты и немного подрумянилась, что оказалось мне очень к лицу; горничная Императрицы-матери Яковлева одела меня, а ее парикмахер причесал меня; церемония обручения сопровождалась обедом и балом с полонезами… С каким чувством проснулась я поутру 1 июля! Мои прислужницы-пруссачки убрали мою кровать цветами, а добрая Вильдермет поднесла мне букет из роскошнейших белых роз. Я не хочу здесь распространяться о своих личных впечатлениях, но в этот день невозможно обойти их молчанием. Меня одели наполовину в моей комнате, а остальная часть туалета совершилась в Брильянтовой зале, прилегавшей в то время к спальне вдовствующей Императрицы. Мне надели на голову корону и, кроме того, бесчисленное множество крупных коронных украшений, под тяжестью которых я была едва жива. Посреди всех этих уборов я приколола к поясу одну белую розу. Я почувствовала себя очень, очень счастливой, когда руки наши наконец соединились; с полным доверием отдавала я свою жизнь в руки моего Николая, и он никогда не обманул этой надежды!
Остальную часть дня поглотил обычный церемониал, этикет и обед. Во время бала, происходившего в Георгиевском зале, я получила письма из Берлина, от отца и от родных. Мы спустились по парадной лестнице, сели в золотую карету со вдовствующей Государыней; конвой кавалергардов сопровождал нас до Аничкового дворца».
Отметим для себя «профессиональную закрытость» будущей императрицы: будучи юной девушкой, даже в личном дневнике она не могла позволить себе «распространяться о своих личных впечатлениях».