Люди Зимнего дворца

Торжественный Иорданский подъезд назначили для депутатов Государственной думы. Депутаты, поднявшись по Иорданской лестнице на второй этаж дворца, собирались в Николаевском зале, а затем перешли в Тронный зал, в котором члены Государственного совета расположились по правую сторону зала, а депутаты Государственной думы – по левую. Без пропусков (билетов) в Зимний дворец имели право пройти члены Св. синода, статс-дамы, камер-фрейлины, гофмейстрины, свитные фрейлины императрицы и великих княгинь, первые чины двора, особы свиты императора и великих князей.

Трон в Георгиевском зале

Открытие I Государственной думы 27 апреля 1906 г.

В Тронном зале Зимнего дворца на престоле разложили горностаевую мантию – порфиру (мемуаристы утверждают, что складки мантии укладывала сама императрица Александра Федоровна). Рядом с троном на двух столах разместили государственные регалии (Большую императорскую корону и Державу, с правой стороны от престола).

Об этом событии, фактически положившем начало эволюции монархии самодержавной в монархию конституционную, оставили воспоминания многие мемуаристы. Сам Николай II записал вечером 27 апреля в дневнике: «Знаменательный день приема Госуд. Совета и Госуд. Думы и начала официального существования последней. Мама приехала в 8 час. из Гатчины и отправилась с нами морем в Петербург. Погода была летняя и штиль. На „Петергофе“ пошли к крепости и оттуда на нем же к Зимнему. Завтракали в 11 ¹/₂. В час и ³/₄ начался выход в Георгиевскую залу. После молебна я (сказал) прочел приветственное слово. Госуд. Совет стоял справа, а Дума слева от престола. Вернулись тем же порядком в Малахитовую. В 3 часа сели на паровой катер и, перейдя на „Александрию“, пошли обратно. Приехали домой в 4 ¹/₂. Занимался долго, но с облегченным сердцем, после благополучного окончания бывшего торжества. Вечером покатались». Император, как всегда, отметил только произошедшие события, но и в этой короткой записи присутствовала эмоциональная составляющая – «с облегченным сердцем».

Великий князь Александр Михайлович оценил сам факт созыва Государственной думы и церемонию ее открытия в Зимнем дворце следующим образом: «Русский Царь стал отныне пародией на английского короля, и это в стране, бывшей под татарским игом в годы великой хартии вольностей. Сын императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и провокаторов департамента полиции. Это был – конец! Конец династии, конец империи!». Александр Михайлович, стоя в Тронном зале Зимнего дворца, вспоминал, как «одиннадцать лет тому назад Никки просил представителей земско-городского съезда забыть о „бессмысленных мечтаниях“, и эта неудачная фраза стала с тех пор военным кличем революции.

Все мы были в полной парадной форме, а придворные дамы – во всех своих драгоценностях. Более уместным, по моему мнению, был бы глубокий траур.

После богослужения Никки прочел короткую речь, в которой подчеркивал задачи, стоявшие пред членами Государственной Думы и преобразованного Государственного Совета. Мы слушали стоя. Мои близкие сказали мне, что они заметили слезы на глазах вдовствующей Императрицы и Великого Князя Владимира Александровича. Я сам бы не удержался от слез, если бы меня не охватило странное чувство при виде жгучей ненависти, которую можно было заметить на лицах некоторых наших парламентариев. Мне они показались очень подозрительными, и я внимательно следил за ними, чтобы они не слишком близко подошли к Никки.

– Я надеюсь, что вы начнете свою работу в дружном единении, вдохновленные искренним желанием оправдать доверие монарха и нашей великой Родины. Да благословит вас Господь!

Таковы были заключительные слова речи Государя. Он читал свою речь звонким, внятным голосом, сдерживая чувства и скрывая горечь.

Затем раздались крики „ура“ – громкие из группы членов Государственного Совета, слабые из группы членов Государственной Думы, и похороны самодержавия были закончены. Мы переоделись и возвратились в Петергоф… Во дворце царила подавленная атмосфера. Казалось, что приближенные Царя пугались собственной тени».

А. В. Богданович, хозяйка светского салона, записала в дневнике в день открытия Государственной думы: «Сегодня нам многие говорили, что царь, когда шел в зал, был очень удручен, расстроен. Молодая царица – тоже, лицо у нее было все в красных пятнах. Царица-мать лучше собою владела. Но когда царь вошел на трон, когда читал речь, тогда он овладел собой и своим голосом и читал громко, внятно».

Представления императорской чете