Военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике 1 марта 1881 г.: «Я был в числе свидетелей агонии его: он лежал с раздробленными ногами на походной кровати в бессознательном состоянии, окруженный врачами и многочисленным семейством. Он едва дышал: для поддержания дыхания ему вдували кислород, пока хирурги бинтовали раздробленные члены… несмотря на все усилия продлить его жизнь, дыхание совсем прекратилось в 3 ч 35 мин.»[830]. Через два дня, 3 марта, Милютин привел еще несколько деталей, связанных с покушением: «Потом расспросил достойного камердинера Подтягина о некоторых подробностях и узнал от него, что не только ноги покойника были совершенно раздроблены, без кожи, но даже задет половой орган. По замечанию Подтягина, покойный император внесен был во дворец уже в бессознательном положении»[831].
Среди тех, кто оказался рядом с умиравшим императором, была и фрейлина А. А. Толстая. Она составила свои записки много позже после описываемых ею событий, но убийство царя было событием далеко не ординарным, поэтому мы можем доверять ее впечатлениям. Это также подтверждается тем, что А. А. Толстая не принимала никаких оправданий морганатическому браку императора, но в своих записях достаточно объективно пишет о поведении княгини Юрьевской: «Она распоряжалась докторами, прибывающими отовсюду. Это она распорядилась принести подушки с кислородом. Никогда не забуду странного, рокового шума действующего на нервы, от этих подушек, посредством которых пробовали вернуть к жизни государя… Его агония без видимого страдания продолжалась полтора часа… конвульсивного движения мизинца левой руки, которое продолжалось… почти до самого конца. По мнению Боткина, это был механический остаток жизни, и, поскольку Государь потерял страшно много крови, его можно считать умершим раньше, чем его перенесли в Зимний дворец… В один момент Боткин, державший руку умирающего, обернулся к новому монарху и объявил, что все кончено»[832].
Необходимо упомянуть также тех, кто слышал о произошедшем, из уст непосредственных очевидцев событий. Государственный секретарь Е. А. Перетц, бывший в Зимнем дворце в тот день, записал в дневнике 1 марта 1881 г.: «В шестом часу вышел из кабинета государя великий князь Константин Николаевич, бледный, как мертвец, но спокойный… великий князь сообщил мне прерывающимся голосом, что вид тела покойного ужасен. Нижняя часть туловища страшно обезображена: кости обнажены и раздроблены, мясо висит кусками»[833].
А. В. Богданович 1 марта записала в дневнике: «У государя были раздроблены обе ноги ниже колен, осколком окровавлено все лицо и грудь… Случилось это в 13/4 и уже в 3 ч 35 мин. Царя не стало»[834]. Через три недели, 19 марта 1881 г., она привела рассказ С. Е. Кушелева, генерал-адъютанта, генерала от инфантерии: «Когда он вошел, на подушках в сидячем положении находился государь… Рядом какой-то доктор мехами старался вдувать кислород в рот царя, лежащего без ног – открытые колени и тут же кровавые лохмотья». Говоря о кн. Е. М. Юрьевской, она также отмечала, что «все время она исполняла все приказания докторов. Когда государь скончался, у него отвалилась челюсть, – она взяла платок и им подвязала голову царя»[835].
Совершенно особое место среди мемуаров и дневников занимают воспоминания медиков. Практически все те, кто реально пытался облегчить последние минуты императора, те, кто боролся за его жизнь, оставили дневниковые записи. Или написали воспоминания об этих событиях, как дежурившие в Зимнем дворце 1 марта гоф-медик Придворной медицинской части Ф. Ф. Маркус и фельдшер Коган. Или выступили в печати через несколько дней после смерти царя с описанием усилий медиков, как доктор Дворяшин. Итак, слово медикам.