Люди Зимнего дворца

Смерть Николая I стала осязаемым рубежом, расколовшим век XIX на две половины. Л. В. Дубельт писал: «Боже мой! Не стало нашего Государя Николая Павловича! Плач всеобщий, всеобщее изумление – никто не верит, чтоб этот дуб телом и душою, этот великан так внезапно свалился!.. Удар неожиданный, никто не подозревал, что недуг его принял опасное направление. Скорбь так велика, что описывать ее дело невозможное»[788]. В воспоминаниях камер-юнгферы императрицы Марии Александровны А. И. Яковлевой также пишется о том, что «кончина императора Николая Павловича была для всех совершенно неожиданной, почти до последнего дня надеялись на его выздоровление, т. к. здоровье его всегда считалось несокрушимым»[789].

По описаниям современников, горожане бурно реагировали на внезапную смерть царя: «Народ увидел тут неестественную смерть, и толпы бросились к Зимнему дворцу, требуя на расправу врача Мандта. Последнего успели спасти; он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть разорванным на клочки народом»[790]. В этот же день Л. В. Дубельт записал: «В народе слышны были еще жалобы на докторов: „Отдали бы их нам, мы бы разорвали их!“»[791]. Примечательно, что народу, собравшемуся на Дворцовой площади, первым о смерти царя неофициально сообщил его кучер, который, выйдя к толпе, едва смог ей объяснить, от какой болезни скончался царь[792].

Говоря о слухах, надо отметить, что они, как это обычно и бывает в подобных ситуациях, начали распространяться в Петербурге уже на момент болезни и смерти царя. А. Ф. Тютчева пишет в дневнике, что одна из фрейлин, А. Блудова, говорила о том, что «необходимо уговорить государя немедленно опубликовать подробности смерти императора Николая Павловича, так как в народе уже ходит множество слухов, волнующих массы и могущих привести к беспорядкам», что в печати «не было помещено ни одного бюллетеня о болезни императора». «Говорят об отравлении, уверяют, что партия, враждебная войне, хотела отделаться от императора, обвиняют Мандта, которому давно не доверяют, – одним словом, тысячи нелепых слухов»[793]. Для того чтобы пресечь их распространение 24 и 26 февраля 1855 г., и были «опубликованы подробности смерти покойного императора»[794].

В. Тимм. Траурная процессия почившего в Бозе императора Николая I от Зимнего дворца в Петропавловский собор. 1855 г.

Внезапная смерть царя породила в самых различных слоях общества множество вопросов. Начался процесс коллективного мифотворчества. Первой его волной были разговоры, возлагавшие вину за внезапную смерть царя на придворных лейб-медиков. Великая княгиня Мария Павловна прямо обвиняла М. Мандта в убийстве императора. Об этом же писала баронесса М. П. Фредерикс: «Государю во время его последней болезни Мандт приносил свои порошки в кармане. Других медиков он не подпускал во время этой же болезни, уверяя до последней минуты, что опасности нет. При нем был ассистент, второй лейб-медик его величества доктор Карелль, но перед Мандтом он не смел пикнуть, будучи в то время еще довольно молод и неопытен в придворной жизни. Все эти отношения Мандта дали повод впоследствии к разным толкам»[795].

Тогда же, весной 1855 г., начинает формироваться версия о завуалированном самоубийстве императора. Слухи о самоубийстве царя циркулировали и в медицинских кругах столицы. Не прошли мимо этих слухов и революционеры. В 1897 г. в Лондоне они издали брошюру «Николай I. Его личность, интимная жизнь и правление», в которой покойный император был облит грязью и где также с уверенностью говорится о самоубийстве царя. Среди революционеров сам факт отравления царя и его мучительная агония воспринимались как доказательство близящегося развала строя, казавшегося при Николае I несокрушимым.

Версию о самоубийстве царя талантливо раскрутил лондонский сиделец А. И. Герцен. Его крылатая фраза о «Евпатории в легких» все объяснила противникам самодержавия. Логика была простая. Царь не смог вынести позорного (а как иначе, других поражений у России в глазах диссиденствующей публики не бывает!) поражения России и отравился.