Люди загадочных профессий (сборник)

Лямин шёл домой, точнее, тяжело брёл. Жар, отступивший было, опять наполнял голову горячим песком. Еще девять месяцев и тринадцать дней, в сумме почти восемнадцать лет… Почти восемнадцать лет остановки часов смертника, тикавших в нём с недавних пор. Доктор сказал тогда: «Не буду давать пустых надежд, вам осталось меньше года». Тем же вечером, когда он ждал на остановке автобус, незнакомец с лицом, закутанным в шарф, промолвил: «Два месяца и восемь дней» – и предложил выход. Доброе дело ему, облегчение жизни (тут была весомая пауза) человечеству. Спустя несколько лет и пару дюжин собранных контейнеров, Лямин понимал, что альтруизмом тут и не пахнет. Он знал возможности каждой собранной им капли, догадывался, что соединённые вместе, они усиливаются многократно. Даже если считать, что сбором занимается он один, всё равно где-то концентрируется невыразимая мощь. Ему было не по себе даже думать об этом.

Он точно знал, что он будет делать и где будет жить, когда он наберёт пятьдесят лет. Остров Маврикий. Там очень просто делается вид на жительство. Есть там на западном берегу одно местечко, уединённая бухта, куда можно попасть только с воды. Идеальное место для житья анахоретом. У этого заливчика было еще одно, тайное, свойство. Лет триста назад там потерпел крушение корабль с невольниками. Команда и надсмотрщики сбежали, груз – остался. Двести человек, закованных в тяжёлые кандалы, без помощи, без надежды, среди волн и ветра. От них осталась россыпь капель в гроте на островке среди бухты. Он поселится там и будет наезжать на этот островок время от времени. Он знал: пока эти капли остаются там, где были – ему не угрожает ничего.

Рыцарь веточки капрюшона.

Я заранее прошу прощения у тех, кто прочтёт мои записи, за сумбурное изложение: во-первых, я до сих пор не могу успокоиться, а во-вторых – это мой второй опыт письменной речи за пределами выбранной профессии. Да, я достаточно много пишу, статьи – мой хлеб, но в статьях всегда есть шаблоны, всяческие накатанные обороты и прочие уловки, чтобы не допустить в излагаемый материал себя. Здесь же – случай прямо противоположный.

Ой, кажется, я отвлёкся от темы, а ведь я даже еще не представился. Итак, меня зовут Ролан Марше, я – ресторанный критик.

Когда меня кому-нибудь представляют, те, кто впервые слышит о мей профессии, обычно начинают поздравлять меня с удачно выбранным делом, где, наверняка, очень строгий отбор, отсев и конкуренция. Им, почему-то видятся луккуловы пиры в каких-нибудь изысканных антуражах, внимание света и прочая чепуха. Те, кто так говорят, не имеют ни малейшего понятия о ресторанных критиках. Со своей стороны могу сказать, что единственная удача, которую я здесь вижу – это возможность жить в мире со своим недостатком и даже на нём зарабатывать.

Да, я с рождения клеймён. Мой порок, недуг и крест – повышенная вкусовая чувствительность. Причём, я такой в семье единственный и уникальный, хотя, может быть, я унаследовал это от отца, которого я не знаю и никогда не видел. Моя добрая матушка в юности вела несколько рассеянный образ жизни, но я её ни в коем случае не виню, поскольку она-то как раз претерпела от моего врождённого порока больше других. Еще во младенчестве я мог отказаться от груди только из-за того, что мне не нравился вкус молока. После нескольких бессонных ночей матушка догадалась о причине, что делает честь её разуму, села на строгую диету из одного риса и кисломолочных продуктов, и так выкормила меня.

Я рос застенчивым ребёнком, что неудивительно без отца. Школьные забавы и игры как-то обходили меня стороной, и друзей у меня не было. Я долгое время мечтал быть поваром, и даже начал учиться, но мне не хватало усидчивости. Настоящие блюда у меня еще не получались, а от того, что получалось, воротило с души. Очевидно, хороший повар, как и хороший хирург, должен быть в душе немного циником: свойство, которого я всегда был лишён. Впрочем, во время моей учёбы я не скупился на советы и замечания, как своим однокурсникам, так и наставникам, и те из них, кто переступил через гордость и последовал им, были мне потом благодарны. Они же и подсказали мне стезю, которой я иду до сих пор.

Мне уже достаточно много лет, но я до сих пор живу в доме, где родился и провёл детство. Со своей семьёй у меня как-то не заладилось. Нет, конечно же, были в моей жизни и женщины.

Кого-то привлекал мой модус вивенди, в котором чудилась экстравагантность. Кому-то хотелось меня «пригреть» или «воспитать». Ни одно из знакомств не было долгим. Я совершенно понимаю дам: очень трудно жить с человеком, который знает о тебе всё. Я, наверное, забыл упомянуть: обоняние моё тоже болезненно развито. Так я и живу, практически в одиночестве.