Люди Церкви, которых я знал

Как эконом он требовал от каждого монаха, чтобы порученное ему послушание приносило свои плоды. Он умел отправить на работу даже самого строптивого: он начинал с шуток, а если те не помогали, то заканчивал строгими приказаниями.

Отец Дамиан был необычайно бережливым человеком. За шестьдесят лет, в течение которых он был экономом, суточный паёк монаха не изменился. Он хотел, чтобы все в монастыре были так же бережливы. Ему было досадно, когда портилось монастырское имущество. Он говорил: «Расточительность Богу не угодна».

Водой, оставшейся после мытья ног, он до глубокой старости мыл каменную монастырскую лестницу, ползая по её ступеням на коленях: ему не хотелась, чтобы вода пропадала.

Достойно внимания и то, что отец Дамиан, прожив на Паросе больше шестидесяти пяти лет, всего дважды покидал его. Оба раза он ездил на ближайший к Паросу остров Наксос для лечения зубов. Он никогда не выражал желания поехать в свой родной город или навестить родных в Афинах. Эти добродетели встречаются у современных монахов всё реже, которые, оправдываясь тем, что они «тоже люди», устремляются в мир с таким рвением, будто они евреи, уходящие из Египта. Монастырь им кажется тюрьмой, и они под любым предлогом стараются выйти из него.

Всякий, кто оказывался рядом с отцом Дамианом, непременно что-то перенимал от его прекрасного бесхитростного характера. Внешность этого священника, несмотря на пожилой возраст, была удивительно выразительной. Один вид его лица доставлял духовное наслаждение. Я всегда старался сидеть напротив него, чтобы созерцать сияние святости на его старческом лице. За год до его смерти я у него спросил:

– Отче, как ты жил раньше?

– Очень хорошо.

– А теперь?

– Просто замечательно.

– Ну а дальше?

– Дальше будет ещё лучше.

– Рай?

– Он весь наш.

Заметьте: не уголок рая и не место у его врат. Он весь наш! Старец сказал это с такой убеждённостью, что меня тогда охватил страх.

Когда открывали его останки, то кости оказались янтарного цвета^[195]; у находившихся рядом было ощущение, что это кости преподобного. Пусть он теперь в раю молится о нас и о своём монастыре, для которого столько трудился от юности до смерти. Аминь.

Иерофей небошественник

Отец Иерофей был родом с острова Сирос, который находился под духовным влиянием монастыря Лонговарда. Сирос находится на пересечении морских путей Архипелага, и потому довольно часто посещался монахами. Многие благочестивые семьи, такие как семья Малатеста, принимали их у себя и внимательно слушали то, о чем они говорили. Один из колливадов^[196] – преподобный Афанасий Парийский – всегда соединял свои беседы с Таинством исповеди. Среди жителей острова была замечательная ученица этих монахов – Парамани, мать отца Иерофея. Эта святая мать родила ребёнка, чтобы посвятить его жизнь монастырю Живоносного Источника на Паросе. Учение святых колливадов дитя впитало с её молоком, она постоянно говорила ему о Паросе как о месте его дальнейшей жизни: «Там ты найдёшь покой, сынок. Там находится спокойная пристань – Лонговарда. Её отцы приведут тебя к небу».

Когда Иерофей вырос, его взяли в армию. Службу он проходил в Каламате^[197]. Митрополит Каламаты, заметив благородство его души, захотел удержать его у себя. Юноша уже был готов поддаться на уговоры владыки, но его мать была категорически против. Она его буквально выкрала, привезла на Парос, открыла монастырские ворота, втолкнула его внутрь, захлопнула дверь и вернулась к себе на Сирос. В конце своей жизни она тоже постриглась в монахини и умерла смертью святых, по свидетельству бывших рядом с ней.

Отец Иерофей был монахом строгой жизни и великого подвига. Говорил он мало, но слова его были полны благодати. Он достиг такого совершенства в умной молитве, какого в то время достигали немногие. Он очень хорошо знал этот способ общения с Богом и был в состоянии помочь молодым монахам научиться ему. Простота и доходчивость его слов во время исповеди многих привела к покаянию. Он был очень серьёзен и не позволял себе ни слушать, ни говорить чего-либо пустого. Он рассказывал только о тех святых, которые были прославлены Церковью, а современные сентиментальные книжки о «подвижниках» считал сказками, не стоящими внимания людей, живущих духовной жизнью. Он говорил: «И у мух есть сало, да только оно никуда не годится».

Исповедью он очень помогал молодым монахам. Он был убеждён, что некоторые грехи выходят из нас только после молитвы и какого-нибудь подвига. Человек сам не в силах искоренить свои страсти без содействия благодати Божией. Поэтому людям, которые не надеялись на благодатную помощь свыше, он говорил: «То, что в тебе спрятано, не может выйти наружу».

Если кто-то действительно хотел почтить его, то должен был исповедаться ему со всей откровенностью.