Люди спасают всех

— Прошу вас ответить, это очень важно для меня.

— Да, — ворчит Никита.

— Но чем вы тогда отличаетесь от простых механизмов? У вас же должна быть свобода действий, этический выбор. Даже у иск-инов они есть, — с легким недоумением произносит мажордом. — Я…

— Отвянь, а? — рявкает Никита, не слушая дальше.

Он тяжело поднимается по ступеням. Новый вопрос застает его на середине лестничного пролета.

— Почему вы рискуете жизнью?

— Это моя работа, тупица! Кто-то должен тушить, защищать, спасать. Не всем же пальто гостям подавать.

— Вы полагаете, в этом состоит мое предназначение? — теперь в голосе мажордома звучит неприкрытая ирония.

Шестой этаж. Опять заблокированная дверь.

— Эй, ты тут? Как открыть дверь?

— Вы действительно хотите спасти эту бессмертную? Зачем вы рискуете ради нее? И почему тот, кто отдает вам приказы, посчитал жизнь этой особы ценнее жизни двадцати человек, которые чуть не погибли по ее вине?

Ну вот опять!

— Потому что мы люди! — рявкает Никита. — Мы спасаем всех, кто нуждается в помощи! А если ты этого не понимаешь, какой же ты человек! А теперь просто скажи, как открыть эту чертову дверь!

— Да, вы правы, — тихо произносит мажордом.

Больше он не задавал вопросы, ни когда Никита оказывал помощь перебравшей со спиртным бессмертной, ни когда, обливаясь потом и уворачиваясь от языков пламени, уже начавших лизать перила лестницы, тащил на себе засунутую в спасательный «мешок» виновницу пожара.

3

— Когда ты понял? — спрашивает дед.

Чтобы не смущать внука, старик делает вид, что подвязывает кусты смородины. Парню и так непросто дался этот рассказ.

— Да ни черта я не понял, — в сердцах бросает Никита.

Сгорбившись, он сидит на лужайке, накручивая на палец травину.

— Погорельцы рассказали. Потом уже. И как он сумел подключиться в минимальной конфигурации, и как вызвал пожарных, и как собрал людей в самом безопасном месте, и как потом подбадривал их до моего прихода.

— Что с ним теперь?

— Откуда мне знать. И спросить не у кого — все засекречено, будто бы ничего и не происходило. Даже наш выезд из базы данных стерли, получается, что в тот день мы вообще никуда не ездили.

— Жаль, если он погиб.

— Жаль, — повторяет Никита и вскидывает глаза на деда: — Как думаешь, таких иск-инов, как он, много? Или он был единственным?

Дед вздыхает и, ссутулившись, молча идет в дом.

Оставшись один, Никита ложится на спину и смотрит на плывущие по небу розовые облака. Он выговорился, и сразу стало легче.

Хорошо у деда летом. Тихо, спокойно. Шум, суета, проблемы остались в городе. Даже мелодичный аккорд в ухе — пришло новое сообщение — и тот кажется здесь лишним. Никита моргает, показывая, что информацию можно вывести текстом — не хочется тревожить безмятежность летнего вечера. И тогда на небе прямо перед глазами вспыхивает надпись: «Привет! Подаю пальто в другом месте. Приятно было познакомиться».