Люди сороковых годов

Вскоре после полудня гитлеровцы перешли в наступление. После часовой артиллерийской подготовки налетели немецкие бомбардировщики, и около 70 самых мощных немецких танков, «тигры» и «пантеры», предприняли атаку сразу в трех направлениях — севернее Дзелинги, южнее и на привлекавшей их чем-то лесок. «Тигры» шли в центре, «пантеры» — на флангах. Силы были далеко не равны, но не в традициях потомков 1-го летучего красногвардейского броневого отряда уступать поле боя врагу…

Разгорелся отчаянный, кровопролитный бой. Стоявшие в первой линии обороны наши танки сгорели один за другим. «Тигры» вырвались на дорогу, но там их встретила метким огнем 1-я батарея, которой командовал бесстрашный офицер — старший лейтенант Матюхин. Его ИСУ-122 наносили существенный урон противнику, однако и «тигры», располагавшие численным превосходством, больно жалили нашу батарею, самоходные орудия загорались одно за другим.

Кобрин бросил на выручку Матюхину три самоходные установки 2-й батареи, которой командовал старший лейтенант Назаренко, чтобы они преградили путь девятнадцати «тиграм» и «фердинандам», неумолимо продвигавшимся вперед. Три против девятнадцати! Казалось бы, при таком чудовищном неравенстве сил немыслимо держать оборону. И все же эти три самоходных орудия задержали гитлеровцев на целых шесть часов, пока не подоспели наши подкрепления.

Обозленные неудачей гитлеровцы назавтра сменили направление и ударили на Лобковцы. Но и там они наткнулись на броневой заслон: впереди стояли пять-шесть танков с приданными им противотанковыми орудиями, а позади них 3-я батарея 399-го самоходного полка, командовал ею опытный артиллерист, кавалер четырех орденов, гвардии лейтенант Туркин.

Еще через несколько дней, 26 марта, самоходчики держали фронт у селения Алексинец-Польный, здесь им пришлось развернуться на поле боя с марша. Дело было так. Полк подтягивался к переднему краю, до которого оставалось, как сообщали, километров десять. И вдруг Кобрин видит, — по дороге отходит наш подбитый танк Т-34. Из башни высовывается офицер:

— Товарищ подполковник! Сейчас здесь будут немецкие танки!

И грянул бой!.. Едва Кобрин успел дать командирам 2-й и 3-й батарей Назаренко и Туркину ориентиры для стрельбы на случай атаки и указать им позиции, как на горизонте запылили «тигры» и вокруг начали падать горячие болванки бронебойных снарядов.

Навстречу противнику устремился по шоссе, прикрывая развертывание полка, младший лейтенант Клименков, еще раз показавший свое мастерство прицельного огня: он зажег один за другим несколько немецких танков, увертываясь от их обстрела. Тем временем батареи занимали огневые позиции и быстро вступали в бой.

— Это был один из самых трудных дней, — рассказывал мне подполкрвник Кобрин. — Тут и погиб наш командир 3-й батареи Туркин; какого офицера мы потеряли, ему цены не было! Он стоял у дома, в Алексинце-Польном, в тридцати метрах от меня, когда ему осколком раскроило череп. Три часа он прожил… Вы только представьте себе положение: идет отчаянный бой, автоматчики Перенков, Кошкин и Лебедев приносят его ко мне, умирающего. Нет под рукой ни врача, ни медсестры, и ни у кого из нас, как на грех, ни одного перевязочного пакета: все уже израсходовали. Снял я с Туркина ремень, разбитую голову его держу на коленях, лью воду ему на затылок, а он умирает. Умирает медленно, мучительно — дышит тяжело, кашляет, и такое меня зло берет, что я бессилен что-нибудь для него сделать…

Кобрин на мгновение замолк, его голос осекся — трудно вспоминать такое.

— Ну вот, а гитлеровцы уже на восточной окраине… Назаренко Командует обеими батареями — и 2-й, и 3-й. Я сижу с Туркиным на руках метрах в пятнадцати от него, а он, привстав на колено во дворе, показывает руками экипажам, где какое орудие ставить. И пули свистят, немцы бьют из крупнокалиберных пулеметов…

Несколько гитлеровских танков ворвались в деревню, но вперед продвинуться побоялись: их страшили ИСУ-122. К десяти вечера бой затих. 2-я батарея и штаб полка остались в деревне, и гитлеровцы тут же — в другом конце. Кобрин ночью с пятью автоматчиками выходил на разведку. Кошкин пошел за ним, но наткнулся на фашистов, зарылся в солому, а тут еще немецкая кухня подъехала к стогу и стала раздавать ужин, так он и просидел рядом с гитлеровцами до утра.

А к одиннадцати часам фашистов все же выбили из деревни. Выяснилось, что это была группировка, прорывавшаяся к своим из Проскурова.

— В этих боях многие отличились, — сказал мне Кобрин. — Не зря полку нашему дали это наименование — Проскуровский. Назаренко своей батареей истребил за несколько дней восемнадцать танков. А лучше всех воевал Климевков: он сам с экипажем подбил одиннадцать немецких танков и сохранил свою установку.