Читаем Люди сороковых годов полностью

- Нас было пятеро в танке - я, водитель Потапенко, командир орудия Макаров, парторг нашей роты тяжелых танков радист Семенчук и механик Кожин. У Макарова перебита рука и разворочан бок, он уже не дышит, у Кожина на ниточке висит выбитый глаз, Семенчук тоже ранен. Мы с Потапенко пытаемся погасить пламя, но ничего не выходит. Дышать уже нечем, а открыть люки никак не удается: их заклинило. Неужели это смерть? В голове вдруг все промелькнуло, что было в жизни, с самого детства. Не знал я, что так страшно умирать... Рванулся из последних сил, а я ведь, как вы знаете, физкультурник, первенство брал в Станиславе, вышиб нижний люк. Стал спускать раненых. А там пули вихрем. Но другого пути у нас нет. Сначала вытащил Семенчука. Потом Кожина - это у него болтался глаз на щеке, страшно вспомнить. Спускаю его, а он стонет: "Товарищ старший лейтенант... Павел Андреевич! Паша!... Скажи правду, нет у меня глаз? Если нет - пристрели!" Я ему: "Есть, есть у тебя глаза. Просто тебе их кровью залило, ты и не видишь". Вытащили мы Макарова. И тут я вдруг вспомнил про свой дневник, он в танке остался. Больно жалко стало: много интересного там было записано. И ринулся я в горячке в танк. Стал ощупью шарить, а кругом огонь. Планшет так и не нашел, а весь обгорел. Едва выбрался - прыгнул в снег рыбкой... Поползли мы к своим. Потапенко тащил Семенчука, а я - Кожина. Кругом стрельба - нет спасения. Тут очередью из автомата и добило беднягу Семенчука - его перерезало пополам, а у Потапенко в кармане отсекло угол комсомольского билета. В общем, все же добрались мы до своих втроем - я, Потапенко и Кожин. Говорят, на меня было страшно смотреть: так обгорел. Как ни отбивался, меня сразу в госпиталь отвезли. Ну, как видите, все быстро зажило, теперь опять буду воевать...

* * *

Уже погас день, спустились сумерки, зажглись в дыму пожарищ тусклые звезды, а на подступах к Скирманову все еще гремело, клокотало, шумело. Гитлеровцы предприняли контратаку, но наши танкисты, увлекая за собой пехоту, отбросили их и начали штурм высоты, на которой располагалось кладбище, превращенное гитлеровцами в сильный оборонительный узел. Это был тяжелый бой. Танки капитана Гусева, - у которого на этот раз башенным стрелком был Герой Советского Союза Любушкин, - Бурды, Евтушенко, Корсуна, Столярчука расстреливали и давили гитлеровские дзоты. Политработники бригады Комлов и Столярчук шли в рядах пехоты, подбадривая и воодушевляя солдат. С мотострелками в атаку шел начальник разведки штаба бригады капитан Лушпа.

Тяжкая задача выпала на долю мотострелкового батальона, который уже успешно прошел через жаркие бои под Орлом. Вот как описывает свои переживания в бою за Скирманово ветеран батальона, бывший пулеметчик Петр Иванович Тернов в письме ко мне, присланном в декабре 1971 года:

"В ночь на 12 ноября нас посадили на танки, и мы двинулись к Скирманово. Был сильный мороз, и броня была ледяная - прикосновение к ней обжигало руки. Только выхлопные трубы от мотора давали чуточку тепла. К исходному рубежу мы подошли к рассвету. Немцы молчали. До нас в этом районе находились пехотные части, и гитлеровцы, видимо, не ожидали, что на их оборону навалится такая страшная лавина - танки KB и Т-34.

Бой начался дружно. Танки пошли в три эшелона. С последним эшелоном шли мы, десантники. Нам предстояло атаковать в лоб немецкие позиции в районе кладбища. И когда танки обработали огнем гитлеровскую оборону, мы схватились с вражеской пехотой.

Мой пулеметный взвод вел огонь по окопам и блиндажам противника, а приданный нам танк поддерживал нас. Пули и снаряды летели со всех сторон, снег почернел от пороха, казалось - нет нигде живого места. Особенно досаждал нам один немецкий пулемет. Танкист приоткрыл верхний люк и спросил меня: "Откуда бьет эта сволочь?" Я дал ему ориентир. Танкист выстрелил из пушки. Немецкий пулеметчик на мгновение замолчал, но потом опять дал очередь - наш снаряд разорвался с перелетом. Я уточнил ориентир. Танкист снова выстрелил, и на этот раз удачно: пулемет разлетелся вдребезги, пулеметчик был убит.

Через минуту из немецкого окопа вылез какой-то детина в каске и поднял руки. Это был немецкий унтер-офицер. Мы его быстро схватили и упрятали за танк. Бой разгорался все сильнее - немцы обрушили на нас сильный огонь. Но танк своим беглым огнем нанес им сильный ущерб. Хорошо поработали и два наших "максима".

Мы отправили пленного в тыл, а сами стали продвигаться вперед. Подошли вплотную к немецким окопам, и начался бой гранатами. От немецких ручных гранат мы ущерба не понесли, а вот наши "лимонки" и бутылки с горючей жидкостью дали отличный эффект.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии