В бою отличились многие, но прежде всего следует сказать о том, что сделал Иван Любушкин, проявивший себя как подлинный мастер танкового боя. Преградив путь немецким танкистам, пытавшимся обойти бригаду Катукова через деревню Каменево и высоту 231,8, он совершил настоящее чудо - уничтожил девять танков Гудериана! Вот как рассказывал мне потом об этом сам Любушкин - я привожу запись беседы с ним без всяких изменений: она отлично передает не только драматизм ситуации, но и удивительный характер этого человека, поистине танкистский характер...
Из фронтового блокнота
Рассказывает Любушкин
Я тогда под Первым Воином получил приказ выйти на левый фланг и занять место для танковой дуэли. Только доехали до назначенной точки - один снаряд попал в мою машину, но броню не пробил{15}. Я сам сидел у пушки, скомандовал экипажу: "Даешь бронебойные! Посмотрим, чья сталь крепче". И начал бить.
Снаряды все время стучали по нашей броне, но я продолжал огонь. Зажег один немецкий танк, тут же второй, за ним третий. Снаряды мне подавали все члены экипажа. Ударил в четвертый танк - он не горит, но вижу, что из него выскакивают фашисты. Послал осколочный снаряд - добил. Потом разбил еще несколько танков.
В это время все-таки какой-то гитлеровец ухитрился, ударил мою машину в бок. Этот снаряд пробил броню и разорвался внутри танка. Экипаж ослепило. Чад. Радист Дуванов и водитель Федоров застонали. Находившийся в моем танке командир взвода лейтенант Кукарин - он только что вернулся из рейда, ходил с Бурдой, - полез к водителю, видит - он оглушен. Кукарин помогает Федорову. Я продолжаю вести огонь, но тут слышу, как Дуванов говорит: "У меня нога оторвана". Кричу Федорову, - он в это время уже малость отдышался: "Заводи мотор!"
Федоров нащупал кнопку стартера, нажал... Мотор завелся, но скорости, кроме задней, не включались. Кое-как отползли задним ходом, укрылись за нашим тяжелым танком KB, там перевязали радисту ногу, убрали расстрелянные гильзы.
Надо было бы выйти из боя и произвести ремонт, но тут я увидел в кустах укрытые немецкие танки, которые вели огонь. Уж очень хорошо они были мне видны, жаль их было оставить.
У меня основной прицел разбит, но остается вспомогательный. Я говорю ребятам: "Даешь снаряды! Еще разок постукаемся". И начал бить гадов.
Фашисты видят, что наш танк еще стреляет, - опять начинают нас бить. Один снаряд ударил по башне, не пробил, но внутри от удара отлетел кусок брони и ударил меня по правой ноге, которая была на спусковом приспособлении. Нога стала без чувств. Я подумал было, что ее уже вообще нет: теперь все, отстрелялся навсегда, как Дуванов. Но пощупал - крови нет, цела. Отставил ее руками в сторону, стал стрелять левой ногой. Неудобно. Тогда стал сгибаться и нажимать на спуск правой рукой. Так лучше, но тоже не очень удобно.
Кончая этот бой в кустах, я все-таки зажег еще один танк. Другие наши машины рванулись вперед, а у меня только задний ход. Я и вышел из боя. Сдал раненого санитарам, а моя нога сама пришла в чувство, и машину за два часа отремонтировали. И я еще раз ушел в этот день повоевать...{16}
Сражение длилось до глубокой ночи. В конце концов Гудериан был вынужден приостановить свое наступление и отойти в исходное положение. Наблюдатели, следившие в бинокль за полем боя, насчитали на почерневшем лугу десятки сгоревших и подбитых немецких танков. Остальные, как раненые звери, бессильно отползли в лощину и замерли там до утра.
Бой у Первого Воина явился одним из решающих на том направлении: встретив сильнейшее и неожиданное сопротивление, потеряв до полусотни танков, тридцать пять орудий и много солдат и офицеров, танковая группа Гудериана ослабила свой наступательный порыв. Опытнейший полководец Гудериан был явно сбит с толку, он не понимал, что происходит. Ему казалось, что здесь он наткнулся на сопротивление чрезвычайно мощной советской танковой группировки, хотя в действительности в его распоряжении было в двадцать раз больше танков.
Даже много лет спустя, уже после войны, Гудериан отказывался признать, что советские танкисты победили его у Первого Воина не числом, а исключительно умением. В своих воспоминаниях он писал: "Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый (!) момент. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить".
Танковая армада Гудериана все еще продолжала потихоньку продвигаться на север, но ее наступательный дух был сломлен. Он быстро продолжал падать и через несколько дней застыл на нуле.