Помнится, в первый же вечер Покрышкин привел меня в высокий зал замка, превращенный в клуб летчиков, и перезнакомил там со всеми ветеранами полка, в котором он вырос. В выбитые стекла дул ветер. На простыне, заменявшей киноэкран, метались серые тени - механик показывал ветхий, часто рвавшийся фильм "В старом Чикаго". Летчики стояли и сидели на полу. Терпеливо дождались конца фильма и побрели по своим хатам, еле вытягивая ноги из хлюпающей грязи. А рано утром многие улетели на боевое задание. Те же, кто оставался на аэродроме, проводили учебные полеты и стрельбы - в стороне от деревни Покрышкин устроил полигон: мишени были ограничены дерном и посыпаны песком; самолеты, строем ходившие на полигон, поочередно срывались в пике и били по мишеням из пулеметов и из пушки. Потом они садились на аэродром, и Речкалов устраивал им критический разбор, словно перед ним были рядовые учлеты, а не боевые летчики.
Требовательность и еще раз требовательность! Я вспомнинал слова генерал-лейтенанта Утина, думавшего о том, как довести свой гвардейский истребительный корпус до Берлина, до часа победы собранным и дисциплинированным, готовым на любое испытание...
Здесь, в Мокшишуве, я прожил несколько недель. За ото время я близко узнал и полюбил летчиков-гвардейцев. Исписал груду блокнотов, собрав обширный материал об их боевом пути. Обо всем том, что я увидел и услышал, было написано в моей книге "Один "МИГ" из тысячи", увидевшей свет уже после войны, и вряд ли сейчас стоит вновь подробно рассказывать о встречах в Мокшишуве, тем более что нам пора уже обратиться к тому, чем были заняты в эти дни наши друзья из 1-й гвардейской танковой армии, главные герои этого повествования. К ним мы сейчас и направимся.
Между боями
Около часу полета на зыбком стодесятисильном связном самолете У-2 - и я на командном пункте командарма Катукова. Мы приземляемся на опушке живописного леса, все еще сверкающего ослепительным блеском своей разноцветной осенней листвы, хотя на дворе уже стоит ноябрь, по нашему московскому разумению, время зимнее. Светит солнце. В золотистом лесу белеют разбросанные среди деревьев прихотливые виллы. Слева и справа от тропинок во мху желтеют шляпки грибов. У каждой калитки надпись, - название виллы: "Лесная", "Ганна", "Мария"... Разрушенный обстрелом отель...
Мы уже не в Польше, мы на Украине, но совсем рядом с границей. Это небольшой курорт Лазенки, близ Немирова. В здешние тихие места 1-я гвардейская танковая армия отошла после жестоких боев на Сандомирском плацдарме, чтобы перевести дух, принять пополнение, вооружиться новой боевой техникой, которая непрерывно движется к фронту из уральских арсеналов, и подготовиться к новому сокрушительному и глубокому удару, - на сей раз наверняка вырвутся уже на германскую территорию.
Пожалуй, впервые за годы войны мои друзья-танкисты разбили свои бивуаки в таких комфортабельных местах. Гляжу я на эти виллы, и в памяти всплывают убогая изба в заснеженной подмосковной деревне, где мы впервые встретились с Михаилом Ефимовичем Катуковым - тогда еще полковником и командиром бригады; жалкая землянка в лесу близ Скирманова, где я его увидел в солдатской шинели, на петлицах которой были наскоро начерчены химическим карандашом две звездочки - его первый генеральский чин; халупа под Ельцом, где я встретил этого человека как командира корпуса; бесчисленные блиндажи и шалаши в лесах южнее Белгорода, откуда он управлял быстро продвигавшимися на юг бригадами и корпусами своей танковой армии; снова крестьянская изба в Прикарпатье...
Далеко шагнула танковая гвардия - от Москвы до самой Вислы, и еще дальше ей предстоит пройти - до Берлина, не меньше! А как изменились, как выросли люди в армии. На усыпанных песочком тропинках я встречаю щеголеватых офицеров в отлично выглаженных мундирах и ярко начищенных сапогах. Пока еще не распространился нехороший обычай - прятать свои награды, и люди ходят во всем блеске, с малиновым звоном бесчисленных орденов и медалей. Носить награды - это не признак нескромности, как станут думать двадцать лет спустя иные скептически настроенные молодые люди, плохо представляющие себе, какой ценой они дались. Нет, каждый орден и каждая медаль - это зарубка в памяти о каком-то неимоверном и чрезвычайном усилии духа и таком страшном напряжении физических сил, какого не забудешь вовек.
Иных я узнаю, другие мне внове. Летнее наступление далось армии дорогой ценой, многих ветеранов армия потеряла на пути от Луцка до Сандомира. Но вот я вижу шагающего к себе на виллу разведотдела полковника Соболева, с которым мы так часто встречались в боевой обстановке. Пробежал в оперативный отдел вечно торопящийся и сосредоточенный Никитин. А это кто такой? Батюшки, сам Володя Бочковский, неистребимый командир 2-го танкового батальона 1-й гвардейской бригады, которого, словно заговоренного, щадят все пули и снаряды вермахта: только ранят, но не убивают...