К половине десятого утра 28 марта Коломыя была освобождена полностью. Было захвачено десять складов, четыреста пятьдесят автомобилей, несколько десятков паровозов, двенадцать эшелонов, тринадцать танков. Имя капитана Бочковекого было названо в приказе Верховного Главнокомандующего о взятии Коломыи, и ему салютовала Москва — случай не такой уже частый для комбатов…
Все солдаты и офицеры, принявшие участие в этом рейде, были награждены орденами и медалями.
В тот же день три танка 45-й танковой бригады, экипажами которых командовали гвардии лейтенант Г. П. Корюкин и гвардии младшие лейтенанты М. В. Чугунин и С. Ф. Кораблев, совершили дерзкий рейд на город Старожинец. Углубившись в расположение противника, они захватили этот город, отрезав гитлеровцам путь отступления из Черновиц, и удержали его до подхода главных сил.
Три гвардейских танковых экипажа уничтожили четыре немецких танка, десятки автомобилей, пятнадцать мотоциклов, захватили склад, в котором хранилось четыреста тонн горючего.[72]
Все эти поразительные факты свидетельствовали не только о возросшем мастерстве наших танкистов, но и о полной дезорганизации в войсках противника. Чудес на войне не бывает, и если дело дошло до того, что группам по три-четыре танка удавалось брать города, то это означало, что враг подавлен морально, что он утратил представление об обстановке на фронте и что силы его серьезно подорваны.
И все же наше командование не предавалось самообольщению. Суровый опыт трех лет войны научил его трезво оценивать обстановку.
Германская военная машина обладала поразительной живучестью, и следовало ожидать, что в самое ближайшее время впереди появятся новые части, которые окажут жестокое сопротивление. В то же время нельзя было ни на минуту забывать о том, что над левым флангом армии нависала обойденная нашими войсками мощная группировка, ядро которой составляла 1-я немецкая танковая армия. По приказу германского командования, боявшегося повторения корсунь-шевченковской катастрофы, эта группировка начала прорываться на запад. На выручку ей были двинуты свежие немецкие танковые соединения.
Гвардейцы оказались между двух огней. Резкое изменение обстановки они почувствовали уже 28–29 марта, когда 8-й гвардейский механизированный корпус генерал-майора А. П. Дремова с приданной ему 351-й стрелковой дивизией повел наступление на Станислав — областной город, центр нефтяных промыслов и важный стратегический узел на реке Быстрине. Вначале все шло хорошо, тем более что гвардейцы шли в бой с особым чувством: ведь в Станиславе, как мы уже говорили, находились до войны казармы 15-й танковой дивизии, в которой служили многие офицеры нынешнего 8-го гвардейского механизированного корпуса, 1-я и 64-я гвардейские танковые бригады были укомплектованы кадрами, служившими именно в этой дивизии. Кое у кого там остались семьи. Теперь они как бы освобождали свой родной дом.
Катуковцы в ночь на 31 марта с ходу ворвались в город. Это был очень трудный бой. Погибли замечательные танкисты, в том числе Герой Советского Союза Сирик… Гвардейцы промчались к вокзалу, вышли на знакомую улицу Зосина Воля, к казармам, к складам, к аэродрому… Но сопротивление гитлеровцев оказалось настолько сильным, что город удержать не удалось. Фашисты ввели в бой свои танки, авиацию. В ход было пущено новое для наших танкистов опасное оружие — фауст-патроны, зажигавшие любую машину при прямом попадании. Потеряв несколько танков, гвардейцы вынуждены были отойти и заняли оборону в восьми километрах южнее Станислава…