Люди сороковых годов

Ванька вышел и действительно выпил всю чашку залпом сам.

- В люди у нас из простого народа выходят тоже разно, и на этом деле, так надо сказать, в первую голову идет мошенник и плут мужик! Вот его, попервоначалу, в десятники произведут, вышлют там к какому-нибудь барину или купцу на работу, он и начнет к давальцам подделываться: материалу ли там какого купить им надо, - сбегает; неряженную ли работу какую им желается сделать, - он сейчас велит ребятам потихоньку от хозяина исполнить ее. А барину этому или купцу - и любо!.. "Ах, братец, следующую работу тебе отдам на подряд!" - и точно что даст. Он тут его помаленьку и греет, и бывало так, что в год или два состоянье себе составляли. Это, по-моему, самый подлый народ, потому он не делом берет, а словами только и поклонами низкими!

На этом месте Ванька снова подал Макару Григорьеву третий уж пунш, ожидая, что, может быть, он и от того откажется, но тот не отказался.

- Да изволь, изволь, выпью уже, что с тобой делать! - проговорил Макар Григорьев и выпил.

Но Ванька это дело для себя поправил, он спросил у официанта еще четвертый стакан пунша, и этот уже не понес в гостиную, а выпил его в темном коридоре сам.

- Второй сорт нашего брата, выскочки, - это которые своего брата нагреют! Вот тоже этак, как и купец, что протухлыми кишками торгует, поделывает маленькие делишки и подъедет он потом к своему брату - богатому подрядчику. "Ах, там, друг сердечный, благодетель великий, заставь за себя вечно богу молить, - возьмем подряд вместе!" А подряд ему расхвалит, расскажет ему турусы на колесах и ладит так, чтобы выбрать какого-нибудь человека со слабостью, чтобы хмелем пошибче зашибался; ну, а ведь из нас, подрядчиков, как в силу-то мы войдем, редкий, который бы не запойный пьяница был, и сидит это он в трактире, ломается, куражится перед своим младшим пайщиком... "Я-ста, говорит, хощу - тебя обогащу, а хощу - и по миру пущу!", - а глядишь, как концы-то с концами придется сводить, младший-то пайщик и оплел старшего тысяч на пять, на десять, и что у нас тяжбы из-за того, числа несть!

- Ну-с, а теперь третий сорт? - спросил Марьеновский, очень заинтересованный всем этим рассказом.

- А третий сорт: трудом, потом и кровью христианской выходим мы, мужики, в люди. Я теперича вон в сапогах каких сижу, - продолжал Макар Григорьев, поднимая и показывая свою в щеголеватый сапог обутую ногу, - в грязи вот их не мачивал, потому все на извозчиках езжу; а было так, что приду домой, подошвы-то от сапог отвалятся, да и ноги все в крови от ходьбы: бегал это все я по Москве и работы искал; а в работниках жить не мог, потому - я горд, не могу, чтобы чья-нибудь власть надо мной была.

- Как же вы, однако, после разбогатели? - спросил уже Замин, почти с благоговением все время слушавший Макара Григорьева.

- Разбогател я, господин мой милый, смелостью своей: вот этак тоже собакой-то бегаючи по Москве, прослышал, что князь один на Никитской два дома строил; я к нему прямо, на дворе его словил, и через камердинера не хотел об себе доклад делать. "Ваше сиятельство, говорю, у вас есть малярная работа?" - "У меня, говорит, братец, она отдана другому подрядчику!" "Смету, говорю, ваше сиятельство, видеть на ее можно?.." - "Можно, говорит, - вот, говорит, его расчет!" Показывает; я гляжу - дешево взял! "За эту цену, ваше сиятельство, говорю, сделать нельзя". - "Ну, говорит, тебе нельзя, а ему можно!" - "Да, говорю, ваше сиятельство, это один обман, и вы вот что, говорю, один дом отдайте тому подрядчику, а другой мне; ему платите деньги, а я пока стану даром работать; и пусть через два года, что его работа покажет, и что моя, и тогда мне и заплатите, сколько совесть ваша велит вам!" Понравилось это барину, подумал он немного... "Хорошо", говорит. Начали мы работать: тот маляр на своем участке, а я на своем, а наше малярное дело - тоже хитрее и лукавее его нет! Окно можно выкрасить в два рубли и в полтинник. Вижу, мой товарищ взял за окно по полтора рубли, а красит его как бы в полтинник. Я, проходя мимо, будто так нечаянно схвачу ведерко их с краской, вижу - легонько: на гуще, знаете, а не на масле; а я веду так, что где уж шифервейс [71], так шифервейс и идет. Покончили мы наше дело: пошел подрядчик мой с деньгами, а я без копейки... Только, братец, и году не прошло, шлет за мной князь!.. "Ах, бестия, шельма, ругает того маляра, перепортил всю работу; у тебя, говорит, все глаже и чище становится, как стеклышко, а у того все уж облезло!" И пошел я, братец, после того в знать великую; дворянство тогда после двенадцатого года шибко строилось, ну, тут уж я и побрал денежек, поплутовал, слава тебе господи!

- Ну, а ведь заботна тоже этакая жизнь, Макар Григорьевич? - произнес опять с благоговением Замин.