Люди сороковых годов

- Отчасти можно было этого достигнуть, - отвечал Абреев с гримасой и пожимая плечами, - если бы в одном деле нажать, а в другом слегка уступить, словом, наполеоновская система, или, - как прекрасно это прозвали здесь, в Петербурге, - вилянье в службе; но так как я никогда не был партизаном подобной системы и искренность всегда считал лучшим украшением всякого служебного действия, а потому, вероятно, и не угождал во многих случаях.

Проговоря это, Абреев замолчал; молчали и его слушатели.

- Когда я принимал губернаторство, - снова начал он, уже гордо поднимая свою голову, - вы знаете - это было в самый момент перелома систем, и тогда действительно на это поприще вступило весьма много просвещенных людей; но сонм их, скажу прямо, в настоящее время все больше и больше начинает редеть.

- Губернаторам теперь, я думаю, делать нечего, потому что у них все отнимают, - заговорил, наконец, и Вихров.

- Напротив, более, чем когда-либо, - возразил ему Абреев, - потому что одно отнимают, а другое дают, и, главное, при этой перетасовке господствует во всем решительно какой-то первобытный хаос, который был, вероятно, при создании вселенной и который, может быть, и у нас потому существует, что совершается образование новых государственных форм. Губернатор решительно не знает, с кого и что спросить, кому и что приказать, и, кроме того, его сношения с земством и с новыми судебными учреждениями... везде он должен не превысить власти и в то же время не уронить достоинства администрации.

Витиеватые и изысканные фразы Абреева - и фразы не совсем умного тона неприятно резали ухо Вихрова.

- А что ваш правитель канцелярии? - спросил он его, чтобы свести разговор с государственных предметов на более низменную почву.

При этом вопросе Абреев весь даже вспыхнул.

- Здесь, в Петербурге, литераторствует! - говорил он, потрясая своей красивой ногой.

- Литераторствует? - спросил Вихров.

- Очень много даже - и все исключительно про меня.

- Как про вас! - воскликнул Вихров.

Мари тоже уставила на Абреева удивленные глаза.

- Единственно про меня - и что дурно, так в этом случае он мстить мне, кажется, желает.

- А вы, верно, отказали ему от места?

- Да, - продолжал Абреев, - но я вынужден был это сделать: он до того в делах моих зафантазировался, что я сам мог из-за него подпасть серьезной ответственности, а потому я позвал его к себе и говорю: "Николай Васильич, мы на стольких пунктах расходимся в наших убеждениях, что я решительно нахожу невозможным продолжать нашу совместную службу!" - "И я, говорит, тоже!" - "Но, - я говорю, - так как я сдвинул вас из Петербурга, с вашего пепелища, где бы вы, вероятно, в это время нашли более приличное вашим способностям занятие, а потому позвольте вам окупить ваш обратный путь в Петербург и предложить вам получать лично от меня то содержание, которое получали вы на службе, до тех пор, пока вы не найдете себе нового места!" Он поблагодарил меня за это, взял жалованье за два года даже вперед и уехал... Кажется, расстались дружелюбно!.. Но вдруг в одной петербургской газетке вижу, что я описан в самом карикатурном виде, со всеми моими привычками, с моим семейством, с моими кучерами, лакеями!.. Что писал это тот господин сомневаться было нечего, потому что тут говорилось о таких вещах, о которых он только один знал. Я сначала рассмеялся этому, думая, что всякому человеку может выпасть на долю столкнуться с негодяем; но потом, когда я увидел, что этот пасквиль с восторгом читается в том обществе, для которого я служил, трудился, что те же самые люди, которых я ласкал, в нуждах и огорчениях которых всегда участвовал, которых, наконец, кормил так, как они никогда не едали, у меня перед глазами передают друг другу эту газетку, - это меня взорвало и огорчило!.. Я тут же сказал сам себе: "Я всю жизнь буду служить моему государю и ни одной минуты русскому обществу!" - что и исполнил теперь.

- Очень уж вы, господа, щекотливы, - произнес Вихров, - посмотрите на английских лордов, - на них пишут и пасквили и карикатуры, а они себе стоят, как дубы, и продолжают свое дело делать.

- Прекрасно-с! - возразил Абреев. - Но английские лорды, встречая насмешки и порицания, находят в то же время защиту и поддержку в своей партии; мы же в ком ее найдем?.. В непосредственном начальстве нашем, что ли? - заключил он с насмешкою и хотел, кажется, еще что-то такое пояснить, но в это время раздались шаги в зале.

Все обернулись - это входил Плавин.

- Вас ищу-с, вас! - говорил он, торопливо поздоровавшись с хозяйкою дома и с Вихровым и прямо обращаясь к Абрееву.

- К вашим услугам! - отвечал тот с обычной своей вежливостью.

Плавин сел прямо против Абреева.

- Правда, что вы вышли в отставку? - спросил он его.

- Совершенная правда! - отвечал тот.

Плавин пожал плечами.

- Но, mon cher, как хотите, - воскликнул он, - при всем моем уважении к вам, я должен сказать, что это просто детский каприз с вашей стороны.

- Вы полагаете? - спросил Абреев несколько уже и обиженным голосом.

- Более чем полагаю, уверен в том! - отвечал настойчиво Плавин.