Приобретение слуг
На двух каретах выехав из города, мы обогнали медленно ползущий воз, составленный из трёх телег, который влекли три впряжённые цугом лошади. На возу лежало всего лишь одно бревно: ствол исполинского кедра. Один из возниц, сияя счастливым лицом, привстал и крикнул:
– Скажи, друг, в сторону замка «Шервуд» мы правильно едем?
Готлиб с кучерской скамьи подтвердил:
– Точно по этой дороге. Через два часа будете.
И сам спросил:
– А ты, друг, отчего довольный такой?
– О! – восторженно крикнул он. – Эти русские купцы здорово платят!
«Не пять, – подумал я, – десять бочонков специй подарю Ярославу».
Да, воз мы обогнали, но поплелись так же медленно, как и три портовых лошадки: на ухабах покачивался привязанный к крыше и угрожающе раскачивал купленную матросами карету огромный котёл-ванна. Те же два часа мы добирались до замка и приехали перед самыми сумерками.
Эвелин и Власта поднялись в карету к семье Себастьяна. Я отвёл четверых новых работников форта «Шервуд» к Носатому, чтобы он накормил их и устроил на отдых. Сам влез на кучерское место в большой карете, Готлиб взялся править роскошным аристократическим экипажем, и мы двинулись к ферме.
Во дворе фермы уже не было ни одной коровы. У дверей в дом стоял Себастьян с бледным от волненья лицом. Сверху, с кучерского места я ему указал и крикнул «там!», и он побежал к сверкающему в лучах заходящего солнца роскошному экипажу – неуклюжей, нетренированной побежкой. Нелепый бегун, ходульно переставляя ноги, отчаянно спешил, и лицо его мучительно раскраснелось.
Готлиб остановил мышастых коней. Себастьян подбежал, с усилием выпрямил костистое, длинное, согнутое от долговременного сидения под коровами тело. Медленно раскрылась дверца, и сейчас же раздался отчаянно-радостный детский визг, и тут же громко заплакала женщина.
Я и Готлиб взялись перетаскивать покупки из кареты в коридор. Сунулся было к нам и Себастьян, но я махнул ему – «Иди размещай семью!» И быстро перенесли две тяжёлые бочки с овсом; двенадцать бочонков с мукой, маслом, крупами, овощами; шесть корзин, наполненных ничем не прикрытыми бутылками с вином и разнообразными фруктами; восемь ящиков с окороками, сухарями, колбасами, копчёной рыбой, сахаром, солью; и один ободранный, старый, в поржавевшей оковке сундук.
– Сундук-то зачем? – тяжело дыша, спросил Готлиб.
Вместо ответа я вынул запорный деревянный шип, поднял крышку и вместе мы заглянули внутрь. Большой кусок белой ткани. Отвернув его, увидели солидный набор фарфоровой, весьма недешёвой посуды. И, не сговариваясь, взялись снова за ручки и внесли сундук в апартамент управляющего.
Здесь горели десятка два свечей, и Эвелин ещё зажигала и ставила на подоконниках и на столе.
– Вот это правильно! – громко сказал я. – Праздник должен быть ярким!
И лёгким поклоном и жестом руки пригласил Симонию распорядиться содержимым старого сундука.
В плите плясал гулкий огонь. Эвелин, Власта и жена Себастьяна готовили ужин. Симония, принимая каждый предмет обеими руками, брала у присевшего перед сундуком Готлиба фарфоровые приборы и выставляла их на столе. Дети радостно растягивали привезённые дамами подарки – чудесные мягкие покрывала из крашеной шерсти: жёлтое с зелёным травяным узором, очень большое, для спальни; два розовых – для детей; и небесно-голубое, для девушки. «Эвелин! – мысленно сказал я. – Какая ты умница!»
Спросил у Себастьяна:
– Ты где воду держишь?