– А если… – быстро проговорил Чарли, – обменяться назад? Я верну трактирщику стоимость еды, и он согласится, что скрипка не его больше?
– Он разве глупец? Не согласится. В мастерской закажет смычок, это недорого, и станет сдавать напрокат тому, кто умеет играть хоть немного. Трактир с музыкой заметно доходнее.
– Да и пусть не согласится! Я его не спрошу даже! Я вот добуду денег, приду и выложу за его еду двойную плату! И всё! Он, когда скрипку у меня покупал, знал, что она краденая! Сам сказал, громко! Так что он не очень-то законный владелец!
– На-а-верное, – чуть оживился и повернулся к нему Барт. – Но вот только денег-то ты наберёшь опять воровством? Это будут опять не честные деньги. Ими не исправишь судьбу.
– Заработаю! Мешки носить буду!
– Нет, ты в грузчики не годишься. Единственное, очевидно, что ты умеешь – ловко прятать чужое. На вот, держи.
– Что это?
– Честные деньги.
И Барт высыпал в руку Чарли полгорсти мелких монет.
– Это… – Чарли качнул, взвешивая их на ладони, – …слишком много! Это в три или в четыре раза больше того, что его корм стоил!
– Отсчитай сам. Что лишнее будет – принесёшь.
– Ладно. Теперь трактир уже закрыт. Утром сделаю.
– Хорошо.
– Теперь сыграешь?
– Ну… Если только чуть-чуть.
И Барт осторожно, кончиками пальцев касаясь, приподнял хрупкую драгоценность.
– Нет, – сказал он, опустив на колени Лису. – До утра не сумею.
– Ладно. Дотерпи до утра. Утром сделаю.
– Хорошо. До утра вытерплю.
Они помолчали. Потом Чарли спросил:
– А кого тебе спасти нужно? Может, я сумею помочь?
– О нет, – Барт горько вздохнул. – Мой враг – человек серьёзный. Нотариус.
– Расскажи, – потребовал Чарли.
– Хорошо, – кивнул ему Барт. – Слушай.
Ночь – существо странное. Время в ночи течёт медленно, и Барт задолго до рассвета рассказал случайному маленькому воришке историю своей едва затеплившейся любви.
– Не уходи никуда! – огрубевшим вдруг голосом произнёс Чарли. – Мы дом этого нотариуса утром найдём!
– Ка-ак?! – болезненно простонал Барт. – Знаешь, сколько в Бристоле нотариусов?
– Не уходи никуда!! – выкрикнул мальчишка и со всех ног бросился в ночь.
Ушибленная недавно нога очень болела, но Чарли заставлял себя бежать как можно быстрее: дорога до замка «Шервуд» занимала два часа поездки в карете.
Вот такие летели в ту ночь события, любезный читатель! А я в это время мирно спал, сытый, слегка уставший, благополучный, довольный. Но мой жизненный опыт, преподнесённый судьбой, вплавил в меня некоторые неустранимые свойства. Поэтому я мгновенно, ещё не совсем проснувшись, метнулся с кровати к окну, едва только ударил в него тихий короткий стук.
За стеклом, едва различимый в отдалённом свете наших уличных фонарей, стоял Тай. Я быстро накинул халат, тревожно (не разбудить бы!) оглянулся на спящую Эвелин. Очень тихо вышел в кабинет, и уже из его двери – на пристенную лестницу.
– Опасность? – быстрым шёпотом спросил я свою Тень.
Тень ответила так же тихо:
– Сам реши, мастер.
И, повернувшись, заскользила неслышимо вниз.
Безшумно и быстро переступая по ступеням босыми ногами, я помчался за ним. Мы миновали плац, большую лестницу, каминный зал. Между каминным залом и баней остановились. Тай жестом пригласил посмотреть. Я скрытно выглянул из-за угла. И замер. Всё пространство перед конюшней было заполнено тускло-зелёными в свете луны гномиками. Острые капюшоны покачивались, изредка перемещались. Гобо и Пит выводили из конюшни взнузданных лошадей. Карета, очевидно, прикаченная на руках, стояла поодаль. Вернувшись в тёмное пространство за баней, я вполголоса спросил:
– Гювайзен с ними?
– Нет, мастер. Он спит.
И вдруг я услышал приглушённый, очень хорошо знакомый мне голос:
– Гобо! Кабан неловкий! Давай быстрее!
Снова выглянув из-за угла, я нашёл и впился взглядом в маленького суетливого Чарли. И вздрогнул! Из конюшни вышел Дэйл. Надёжный, преданный мне управляющий делал что-то в тайне от меня! Гномики тотчас обступили его, и он стал – было слышно – отсыпать каждому в ладошку монеты.
– Гобо! – снова с явным отчаянием взметнулся придушенный голос. – Ты всё возишься? Из-за меня там люди гибнут, а ты всё возишься?!
Горбун втиснул-таки вторую лошадь в угол, образованный каретой и дышлом, и стал проворно впрягать. Дэйл сделал знак, и все полезли в широко распахнутые дверцы. Кто-то подсаживал и Ксанфию с неизменной курицей на руках.
Дверцы медленно и неслышно прикрылись. Дэйл и Пит влезли на кучерскую лавку, разобрали поводья. Сонные лошади неохотно тронули и покатили карету.
– Разбуди Иннокентия, – сказал я Таю, когда карета выехала с ристалища. – Пусть оседлает трёх коней, очень быстро. Подними Готлиба и Робертсона, пусть приготовят оружие и к моему возвращению будут в седле.
И побежал к лестнице. (Была ночь с субботы на воскресенье, и Готлиб с Симонией ночевали в замке.)
Стараясь ступать как можно безшумнее, вошёл в кабинет. И, глубоко вздохнув, уронил руки. Белая фигура приблизилась ко мне и я услышал родной, тихий голос.