Люди на земле

Была тишина, сидели рядами. Закрытые глаза русских. Крик Колл – на стуле, а они – на матрацах (один, ступням которого было не больно, – в позе лотоса). Беззвучно раскачивались многие. Многих вело. Крик Колл знал, что сутра полета уже овладевает телами сидящих и что скоро, как семечки на сковородке, сначала – один, потом – другой, и… Глядя на нелепое удивление рыжего парня, сидящего в первом ряду (тот был неподвижен и вдруг потянуло назад, стал опрокидываться, мягко перекатываясь спиной по матрацу и обнажая розовые пятки и между пяток – веснушчатое лицо, разлепляющиеся, открывающиеся удивленно рыжие веки. Колл еле сдерживал смех, думал по-канадски, что они, эти русские, – о'кей, и в этой группе процентов шестьдесят полетит к концу курса, ведь русские – нация воскресения из мертвых, и еще – нация упрощенных предметов труда, а с упрощенными предметами труда ближе к природе невинных сознаний, которые взлетают быстрее, быстрее, увлекая тела. Но было много интеллигентных лиц, на лекциях распрашивающих о Кундалини Шакти, и для них Колл высвечивал в слайдах новейшие лагранжианы калибровочных полей и говорил о связи Учения с фундаментальными законами природы. «Как сопрягается тело с аказой, – говорил Колл, – так и новейшая физика проникает к религии Вед. А потом – легкость волокна хлопка». – «Непонятно, непонятно, – восклицали интеллигентные. – Это всего лишь метафора. Объясните!» Тогда Крик Колл объяснял, что Адхарва-Веда и квантовая теория поля – суть разные наречия одного языка и что волновая природа сознаний… От рыжего парня Крик перевел взгляд на Ариэля. Гармоничные раскачивания его тела напоминали прецессию вращающейся юлы, и Крик Колл угадывал, что скоро, вот-вот, Ариэль полетит. Еще тогда, в метро, Колла поразило лицо Ариэля. Крик Колл долго следил, как едет в поезде Ариэль. Мучительный знак посвящений прочел Колл на этом лице. Земля овеществлений и стихия тайная воздуха – вот в чем борьба этого человека. «Он? Неужели он?» – думал Колл.

Тридцать минут кануло, и канадец позвонил в колокольчик. Стали отдыхать под одеялами.

Был большой перерыв. В большой перерыв разрешалось выходить в коридоры. Тихий говор поднялся из-под одеял. Обсуждали ощущения. "Да, да, какая-то сила, не своя, тянет и тянет!" – "А меня, чувствую, крутит, я тело потерял, не знаю, что крутит, думаю то, что вместо тела, то и крутит, дырку какую-то в пространстве…" – "А я чувствую, что скоро, очень скоро, и я уже мучаюсь, откуда-то снизу поднимается и… я не выдерживаю, мелкая дрожь, хочу, так хочу, как женщину… мелкая дрожь". – "А меня валит на спину, и все тут, сдувает прямо как ветром".

Это было полезно – обсуждать ощущения, это Колл поощрял. Но предводителям вменялось в обязанность следить, чтобы не говорили на улице и чтобы знаки-следы продвижений в область сознаний оставались секретными.

И вот, пока обсуждали, из-под одеяла, как бабочка, стал выпрастываться Ариэль. Покачиваясь, он подошел к Коллу.

– Я… Я…

Лицо его было бледно. Волнение не давало ему говорить. Колл догадался.

– Молчи, – еле слышно проговорил канадец.

Только Коза заметил странность их сообщений. Словно увидел Коза, как Ариэль осторожно что-то приблизил к самой груди Колла, и как Колл отстранил, и как Ариэль повернулся, возвращаясь – тот же самый и другой. Никто не заметил, кроме Козы, что другой, никто.

От зависти закусывая губу, повалился тогда Коза на матрац. Темная губная брызнула кровь (губа Козы была прокушена до крови).

– Что такое? – тревожно спросил Крик, замечая кровь на лице человека, глазами и подбородком напоминающего козу.

– Да губу прикусил, – заулыбался мучительно Коза.

– Надо холодной водой.

– Да нет, у меня есть носовой платок.

– Не пачкайте вы, смойте водой.

Тогда все повернулись, от обсуждений отрываясь, и увидели.

– Ударился о потолок, – пошутил для всех Коза, поднялся и вышел, придерживая пальцами кровь.

Закусывая свое лисье, умывался Коза перед зеркалом. Высасывал из губы в рот и глотал, он боялся СПИДа и казнил себя, что трогал губу пальцами в спортзале. "Идиот! Идиот!" – шептал в зеркало Коза. Запотевали отраженные расширенные зрачки, СПИД поднимался из грязных углов туалета. Коза боялся вдыхать, потому что отравленный туалетный воздух шел через носоглотку, а в носоглотке не до конца еще была проглочена кровь. Покачиваясь, Коза вышел из туалета и остановился, дрожа и вдыхая перед раскрытым настежь окном. Ранняя весна была черновато-грязноватая и без зелени. Коза не хотел умирать. Он вернулся в спортзал.

Уже снова сели, и он прошел на цыпочках, кивнув Коллу, что все в порядке, и тоже, стараясь никого не отвлекать, сел. Сидящие спускались в пустоты сознаний, выбрасывая беззвучный мыслительный металлолом. Набирая скорость, пытался ввинчиваться в сознание Козы СПИД. Но великий Аум рассеивал. Было тихо внутри спортзала, дом спортзала был зданием отдельным. А вокруг была ранняя весна и ее холодновато-бодрящий воздух.