Некоторое время они в молчании прогуливались среди высоких душистых кустов, усыпанных белыми цветами. Мистер Барнстейпл то убыстрял шаги, то замедлял их в надежде незаметно удалиться от отца Эмертона, но тот машинально следовал его примеру.
– Свальный грех, – вскоре вновь заговорил он. – Какое другое слово могли бы вы употребить?
– Прошу прощения? – почти огрызнулся мистер Барнстейпл.
– Какое другое слово мог бы я употребить вместо «свальный»? Чего еще можно ожидать от людей, разгуливающих в столь поразительно скудных костюмах, кроме нравов обезьянника? Они не отрицают, что у них практически не существует института брака.
– Это же другой мир, – с раздражением ответил мистер Барнстейпл. – Совсем другой мир.
– Законы нравственности обязательны для любого возможного мира.
– Даже для мира, где люди размножались бы почкованием и где не существовало бы полов?
– Требования нравственности были бы там проще, но суть их осталась бы прежней…
Вскоре мистер Барнстейпл вновь привычно попросил прощения.
– Я сказал, что это погибший мир.
– Он не похож на погибший, – возразил мистер Барнстейпл.
– Он отверг и забыл принесенное ему Спасение.
Мистер Барнстейпл сунул руки в карманы и начал тихонько насвистывать баркаролу из «Сказок Гофмана». Неужели отец Эмертон так и не оставит его в покое? Неужели нет способа избавиться от отца Эмертона? На выставках в Эрлкорте имелись проволочные корзины для бумажек, окурков и другого ненужного мусора. Вот если бы можно было запихнуть отца Эмертона в такое полезное приспособление!
– Им было даровано Спасение, а они его отвергли и почти забыли. Вот потому-то мы и были ниспосланы к ним. Мы были посланы к ним, чтобы напомнить им о Единственной Истинно Важной Вещи, о Единственной Забытой Вещи. Вновь надлежит нам воздвигнуть целительный символ, как Моисей воздвиг его в пустыне. И долг, возложенный на нас, нелегок. Мы были посланы в этот ад чувственного материализма…
– О господи! – простонал мистер Барнстейпл и вновь принялся насвистывать баркаролу… – Прошу прощения! – вскоре воскликнул он вновь.
– Где Полярная звезда? Что случилось с Большой Медведицей?
Мистер Барнстейпл взглянул на небо.
Он как-то не задумывался о здешних звездах и, поднимая голову, был готов увидеть в этой новой вселенной самые непривычные созвездия. Однако как сама планета, как жизнь на ней, так и они оказались сходными с земными, и мистер Барнстейпл увидел над собой давно знакомые звездные узоры. Но точно так же, как утопийский мир все же не был абсолютно параллелен земному, так и эти созвездия были словно немного искажены. Орион, решил мистер Барнстейпл, расползся вширь, и с одного его края виднелась огромная незнакомая туманность, а Большая Медведица действительно расплющилась и вместо Полярной звезды указывала на темный провал в небесах.
– Их Полярная звезда исчезла! Большая Медведица перекосилась! В этом заложен глубочайший символический смысл, – сказал отец Эмертон.
Да, в этом, несомненно, можно было усмотреть глубочайшую символику: мистер Барнстейпл понял, что отец Эмертон вот-вот разразится новым ураганом красноречия. Он почувствовал, что пойдет на все, лишь бы избавиться от этой чумы.
2
На Земле мистер Барнстейпл всегда был безропотной жертвой всевозможных докучных собеседников, так как деликатность заставляла его всячески считаться с умственной ограниченностью, лежавшей в основе их бесцеремонной навязчивости. Но вольный воздух Утопии уже ударил ему в голову и освободил стремления, которые его укоренившаяся привычка в первую очередь считаться с другими до сих пор держала в железной узде. Он был по горло сыт отцом Эмертоном; отца Эмертона нужно было отпугнуть, и он приступил к этой операции с прямолинейностью, которая удивила его самого.
– Отец Эмертон, – сказал он, – я должен сделать вам одно признание.
– О! – воскликнул отец Эмертон. – Пожалуйста… я к вашим услугам.
– Вы прогуливались со мной и кричали у меня над ухом столько времени, что я испытываю сильнейшее желание убить вас.
– Если мои слова попали в цель…