Люди как боги - 1 (сравнение редакций 1966 и 1971 годов)

На крохотной площади, образованной торцами трех зданий-сараев, стояла скульптурная группа из трех фигур. Высокий человек обнимал двух человекоголовых кузнечиков. Все трое смеялись, поднимая лица вверх, они чему-то одинаково радовались. Желтый, нарядный камень, непохожий на холодный мрамор наших статуй, дополнял впечатление радости.

— Галакт, — сказал Андре, показывая на изогнувшиеся в разные стороны пальцы центральной фигуры.

— Встреча друзей, — сказал Лусин. — Сошел с неба. Ждет других.

Я не мог оторваться от галакта. Скульпторы Земли не умеют с такой живостью передать лица, в изображениях всегда остается что-то безжизненное, показывающее, что перед тобой камень, а не тело. Здесь было живое лицо, до того живое, что хотелось улыбнуться в ответ на его улыбку. И снова меня поразили огромные глаза галакта. Почти четырехугольные, они захватывают такую большую часть лица, что вначале видишь лишь их. И у них было свое выражение — сквозь веселье проступала тревога, художник мастерски передал ее в камне: кузнечики с умными человеческими лицами только радовались, обнимая галакта, он и радовался и тревожился, был счастлив и насторожен, он, казалось, не одних веселых известий ожидал, вглядываясь в небо.

Я мысленно вызвал Веру. Во вспыхнувшем видеостолбе я увидел командирский зал, в креслах сидели Вера, Ольга и Леонид.

— Не беспокойся, — сказала Вера. — Мы следим за вами.

— Значит, вы видели ужасы этого города мертвецов? И понимаете, что это значит?

— Да, Эли. Вы защищены мощными полями, пользуйтесь ими.

Вокруг нас летал Труб, то взмывая, то падая вниз. Внезапно он унесся в сторону, и вскоре раздался его призывный клекот. Он кричал так страшно, что мы со всех ног кинулись к нему. Я вспомнил, что он не обучен пользоваться защитными полями, и огородил его своим. Труба отбросило от глыбы, на которую он с яростью кидался. Я поспешно снял поле. Труб так и не понял, что с ним произошло. Он потом рассказывал, что невероятная сила схватила его за волосы и метнула прочь.

— Враг! — надрывался Труб, снова бросаясь на глыбу. — Подлый!

Но это было не живое существо, как показалось Трубу, а снова камень. На отполированном пьедестале возвышалось нечто странное, ни на что не похожее: не то ком земли, не то раздувшаяся черепаха, не то рыцарский шлем из земных музеев. А из середины каменной опухоли вздымалась гибкая — змеиным телом — трубка, и на конце ее был нарост, вроде большого огурца или ананаса. Он сверкал, этот нарост, от него отбрасывались лучи, но не как от лампочки — сплошным сиянием, а словно от тысячи колюче-ярких остриев, как если бы он был инкрустирован драгоценными камнями и каждая грань блистала особо, — он пронзал, а не освещал лучами. В облике удивительного сооружения ощущалось что-то зловещее, и я понимал Труба, набросившегося на него с таким неистовством.

В молчании мы стояли у монумента. Мы знали, что на звездолетах его тоже наблюдают — нашими глазами — и так же, как мы, стараются понять, что это за штука.

— Не зловред ли это? — сказал Андре без обычной уверенности.

— Зловред,[82] — подтвердил Лусин. Его убедил не Андре, а бешенство Труба.

— Скорей, боевая машина зловреда, — высказался я. — А огурец на шее — глаза или перископ.[83] Во всем этом имеется одна большая загадка, Андре.

— Одна? Я насчитал бы не меньше тысячи, Эли.

— Одна, — повторил я. — И вот какая: если жители Сигмы так радуются галактам, что явствует из первой скульптуры, то зачем они возводят памятники врагам своих друзей? К чему оказывать недоброжелателям почести?

— Надо еще доказать, что памятники ставятся для почета. Может, это предупреждение — не забывайте, что нависло над нами.

— Третья! — крикнул Лусин, бросаясь в проход между зданиями. — Зловред[84] первоклассный! И галакт — тоже!..

Третья скульптурная группа, в самом деле, была великолепна. Слово «великолепна» относится к мастерству, а не к содержанию. На краю постамента громоздилась такая же каменная туша со сверкающим наростом, а в центре и с другого края располагались два галакта и восемь жителей Сигмы. Притихшие, мы замерли перед скульптурой. Вторично, после уничтоженной картины альтаирцев, мы видели ужасную сцену неволи. На шее галактов висели цепи, такие же цепи были у жителей Сигмы. Это была процессия невольников, и первыми невольниками шли галакты, а сверкавший перископом или глазом зловред[85] был, очевидно, надсмотрщиком.

— И все-таки кое-чему я во всем этом безобразии радуюсь, — сказал я через некоторое время. — И знаешь чему, Андре? Теперь мы можем спокойно закрыть одно твое открытие. Я имею в виду твою грозную теорию невидимок.

— Не могу передать, как сам я рад! — воскликнул Андре с облегчением. — Вид у этой бронированной опухоли отвратителен, но все же это тело, а не привидение.

— И я думаю… — начал я, но не закончил.

— На помощь! — отчаянно крикнул Андре.

Ошеломляюще острый свет ударил нас по глазам и непоборимая[86] тяжесть швырнула на стену здания. Мне показалось, что я попал под пресс и раздавлен.

8