Люди из Будапешта

Тетя Тончи. Ах, совсем по-мужски! Видите, а я могу лишь сказать: Антония. Современная молодежь…

Мама. Садись, милочка. Дежё, сынок, – торт? Закажем две порции торта!

Моника. Большое спасибо, но я прямо с именин…

Maма. Ну, один кусочек торта ты скушаешь. Торт – излюбленное лакомство Дежё. Может быть, ты предпочла бы мороженое?

Дешке. Она бежала, то есть… спешила и немного разгорячилась. Мороженое может пойти во вред, да к тому же… Я эту замороженную подслащенную воду зову «обманом чувств и вкуса».

Мама. Дежё, сынок! Мы сложили все на этот стул. Положи сюда, пожалуйста, свой кивер, а также сумочку и перчатки Моники…

………………………………………………………………

Моника. Свои перчатки я забыла у подруги.

………………………………………………………………

Мама. Мой бедный муж рано покинул этот свет. И мой сын Дежё остался единственным мужчиной в семье. Поэтому-то он и серьезен немножко не по годам. Но душа у него золотая. Ты знаешь, милочка, мы всё всегда обсуждали вместе, и между нами установилась восхитительная гармония. Хотя, возможно, в сравнении с моим сыном, вполне современным молодым человеком, я немного отсталая пожилая женщина. И все же…

Дешке. Таков удел матери в семье: она должна быть в доме хранительницей благородных традиций.

Тетя Тончи. Вот именно! Именно так!

Мама. И мы ни разу не сказали друг другу резкого слова. Каждый знал свое место, свою роль, свое назначение в нашем маленьком семейном кругу…

Дешке. Откровенно говоря, это я люблю и в армии. У каждого свое, точно определенное место; каждый знает, от кого что он может требовать и что могут потребовать от него. Ласло, Бела и другие ломают себе головы над какими-то реформами, или не знаю там над чем, мечтают о более совершенном обществе. А солдаты уже тысячелетия живут в более совершенном обществе.

Мама. Мой сын Дежё, возможно, и не самым удачным образом сдал экзамены, но зато – я думаю, ты и сама это видишь, милочка, – он наиболее глубоко мыслящий из всех своих товарищей.

Тетя Тончи. Каждое его слово просится быть высеченным на камне. На камне!

………………………………………………………………

Шум в кафе усиливается.

Моника. Мы все знали, что у Дежё – избыток самомнения. Но в тот момент, именно тогда, это самомнение, эта спесь показались мне безудержными. Меня все время так и подмывало осадить этого мещанина. И единым духом я выпалила: «Не извольте, тетушка Тончи, так смотреть на мою блузку – я знаю, что она выбилась из-под юбки, но я не заправлю ее – пусть меня лучше продувает в этой духоте; а перчатки свои я забыла у подруги, но летом я все равно не люблю их носить. И вообще я бы с удовольствием ничего не носила – мне кажется, что одежду изобрели люди с некрасивым телом и плохой кожей, а из-за них теперь и мы вынуждены летом одеваться. И торт я не люблю. А мороженое обожаю, и не беда, если заболит горло: мое горло – мне больно, а если мороженое – „обман чувств и вкуса“, то это по крайней мере приятный обман. Вы же своей слащавостью можете лишь притупить во мне отвращение к этим достойным быть высеченными на камне, тяжеловесным мудрствованиям…» (Смеется.)

Шандор (тоже громко смеется.) Ну, и какие они при этом состроили физиономии?

Моника (продолжая смеяться.)

Какие сумели! Ах, мне было все равно!.. Позднее я даже пожалела об этом. Они не стоили таких эмоций… И в конце концов ведь в течение нескольких лет Дешке был в числе семи…

Шандор. Это было настоящим крушением нашего содружества, Моника. Как только мы, разные люди, каждый по-своему пытались понравиться вам, заронить в вас любовь…

Моника. Но пытались отнюдь не все. Ласло, например, первыми же словами рассеял все сомнения. Он начал так.

………………………………………………………………

Ласло. Я должен сделать вам признание: я не влюблен в вас и не прошу вашей руки.

Моника. Сударь, ваше предложение застало меня врасплох; однако я без колебаний говорю: «Я согласна». (Смеется.)

Ласло. Тогда все в порядке. И тем не менее я люблю вас. Трудными и серыми были бы без вас эти полтора года. Благодарю вас за них.

Моника. Я тоже многим обязана дружбе со всеми вами, Лаци. Братьев и сестер у меня нет, родители мои в разводе, вы были для меня семьей. Вспоминаю, как я боялась университета…

Приглушенный гул голосов в кафе.

Мы гуляли по набережной Дуная, на Уйпештской стороне, – туда повел меня Ласло. Облезлые, обшарпанные рабочие дома, пустыри, и на пустырях, среди мусорных куч, полуразвалившиеся хибарки, зарывшиеся в землю лачуги…

Тихо звучит музыка.

………………………………………………………………

Ласло. Видите, здесь живут люди. И здесь и там. Из полутора миллионов жителей Будапешта так, или почти так, живет около полутора миллионов. А из десяти миллионов венгров – почти все десять миллионов…

Слышится нестройное пение пьяных.