А время между тем приближалось к полудню. На корвете отбили склянки, по всему городу разлетелся перезвон часов, а со стены Семибашенного гулко бабахнула пушка.
Молчание становилось таким же нестерпимым, как зубная боль. Иржи наконец решился. Насупясь и твердо глядя в землю, он спросил:
— А вы покажете мне университет?
— Ну конечно! — обрадовалась Камея.
Иржи поднял глаза, увидел ее улыбку, улыбнулся сам, и... как будто цепи свалились.
— А... вам действительно интересен Мохамаут? — спросила Камея.
— А... почему нет? Гораздо больше, чем кладбища.
Университет Мохамаут занимает целый квартал и состоит из дюжины соединенных друг с другом корпусов — одиннадцать факультетов плюс администрация. Внутри этого многоугольника находится футбольное поле, которое используется также для разных торжественных мероприятий и увеселений.
Несмотря на воскресный день, везде было полно студентов — они сидели на подоконниках, медленно перемещались в галереях, были видны через распахнутые двери лекционных залов. Даже зеленое поле стадиона было усеяно загорающими и читающими телами. У всех перед носом находилась либо толстенная книга, либо кипа исписанных листов.
— Сессия, — пояснила Камея.
— Но вам тоже надо готовиться, — испугался Иржи. Камея беззаботно махнула рукой.
— Я уже все сдала!
И они продолжили обход кафедр, аудиторий, музеев, библиотек и лабораторий. Побывали даже в святая святых — зале заседаний Ученого Совета, правда, в пустом
Кое-где профессора еще давали прощальные консультации. Через открытые по причине жары двери Иржи с почтением рассматривал их лысые либо лохматые головы, сверкающие глаза, очкастые, крючконосые и бородатые лица.
— Первый раз вижу профессоров, — шепотом признался он. — Прямо трепет какой-то...
— Многие этого заслуживают, — кивнула Камея.
— ... когда на человека падает кирпич, сразу возникает патология, — донеслось слева. — Помилуйте, господа! Я вас спрашиваю: какие еще требуются дополнительные условия?! Достаточно удара по голове и все готово: пациент, как говорится, не совсем здоров!
— Профессор Каузалис, — шепнула Камея.
Но из аудитории напротив слышалось совершенно противоположное. Благородного тембра баритон предлагал:
— Господа студенты! Возьмем, к примеру, чуму. Да-с, чуму! Я спрашиваю: почему не все зараженные погибают? Ответ прост: одной инфекции недостаточно. Требуется еще, чтобы организм был ослаблен. Иначе говоря, необходимо некое дополнительное у-с-л-о-в-и-е. Только не вздумайте сказать это на экзамене моему коллеге Каузалису!
— Профессор Кондицио, — сказала Камея.
— Но кто же из них прав?
— Оба. Непримиримые оппоненты в науке и преданнейшие друзья в жизни.
— Чудеса. Разве такое возможно?
— Изредка возможны и чудеса.
— Вы говорите это здесь, в университете? Мне кажется, тут даже стены пропитаны формулами.
— Чудеса вольны сами выбирать место своего проявления. Кроме того, именно потребность в чуде заставляет людей заниматься наукой. Вот так кажется мне. Будете спорить?
— Ох, нет, — сказал Иржи. — Я переполнился. В голову больше ничего не лезет
— Тогда пора перекусить, господин Неедлы, — улыбнулась Камея.
Улыбалась она очень часто. И так здорово, что каждый раз Иржи на миг забывал об окружающем. Видел только ее лицо, главное чудо университета Мохамаут.
Почему-то пешеходные экскурсии способны уморить кого угодно. Несмотря на закалку учебного центра, ноги гудели, подошвы жгло, а в горле пересохло. По этой ли причине, либо все было на самом деле так, но пиво показалось приятным и прохладным, мясо вкусным, а ресторан — удивительно милым.
Назывался он «Рэтманн фон Мохамаут» и располагался, естественно, в подвале. На стенах, фартучках официанток, на массивных кружках, в витражах полуокон — везде красовались изображения насмешливого крыса в профессорской мантии и в круглой шапочке с кистью. Иржи поинтересовался причиной популярности столь малолюбимого животного.
— Ученый Крыс считается покровителем университета, — сказала Камея. — По-моему, вполне достойный персонаж. А вам не нравится?
— Почему? Совсем наоборот! Ваш Рэтманн очень обаятелен, явно знает себе цену и в меру этого знания вызывающ. Что еще? Дерзок, весел, насмешлив, но незлоблив и даже добр. Вопреки всем знаниям, которые угадываются в выражении его глаз, и всему опыту своей увертливой жизни. Нет, замечательный Крыс! Под его покровительством Мохамауту остается только процветать, чего я и желаю от всей души.
— О, — с удивлением, которое не пожелала скрыть, сказала Камея. — Иржи, да у вас прекрасный слог. Где вы учились?
— Нигде.
— Простите? — Нигде, если не считать школы. Образование домашнее.
— Тогда у вас был замечательный воспитатель.
— Думаю, что да, — сказал Иржи севшим голосом. — Был. И залпом допил пиво.
Неожиданно Камея накрыла ладошкой его руку.
— Простите. Я причинила вам боль. Я... не хотела.
— Да что вы, не за что. Спасибо за сочувствие. Камея помолчала, что-то обдумывая. А потом сказала:
— Помните, Промеха говорила, что ваш отец жив? Иржи поднял глаза.
— Да, конечно. Только это было предположение.
— Тогда — возможно, и предположение. Но не сейчас.