Люди и ящеры

До главного разговора Уэкею пришлось подождать двадцать дней. Светил Хассар, погода улучшилась, а вот дела — нисколько. Однако отсрочка подарила неожиданную возможность, надежду на выход из тупика. И пришла она оттуда, откуда ее никто не ждал, — со стороны мягкотелых. Только эту возможность требовалось использовать очень умело, и Уэкей решил приберечь ее на самый конец главного разговора.

— Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?

— У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.

— Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?

— Мы совсем не продвинулись.

— Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?

— Нет. Будем обходить ущелье с боков.

— По снегу?

— Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.

Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.

Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.

— Сколько огнебоев удалось захватить? — спросил Мафусафай.

— Больше шести сотен, великий.

— Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?

— Не совсем. Похуже.

— Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?

— Еэ, великий.

— Хорошо пытали?

— Очень хорошо.

— Молчат?

— Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.

— Что говорят?

— Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что — не знают. Воины получают уже готовый порошок.

— Разумно, — сказал Су Мафусафай. — Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.

— Да пытать уже некого, великий.

— Пытайте тех, кого захватите.

— Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.

— Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?

— Со всех сторон, великий.

— Есть другие новости? — Еэ

— Говори.

— Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.

— Еще не уничтожены?

— Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.

— Хог. Я приму их завтра. Это все?

— Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.

— Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?

— Еэ, великий. И уже не одну.

— Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?

— Я бы так не сказал, великий.

— Тогда почему они хотят предложить мир?

— Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.

— А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?

— Многие.

— Значит, не скроешь?

— И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это — слава.

Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:

— Ты хорошо превратил поражение в победу. Иди разговаривай с мягкотелым. А я подумаю, что делать с хачичеями.

Они встретились утром на берегу речки Алтын-Эмеле. Чуть ли не минуту молча рассматривали друг друга. Снизу на них смотрели тысячи ящеров, а сверху — пехотинцы восьмой дивизии.

— Меня зовут Мартин Неедлы. Я хее офсамаш. Моими устами говорит верховный машиш Поммерна Бернар Второй

Ящер продолжал молчать. Прямо как комендант Шторцена.

— Будешь ли ты скрывать свое имя, машиш? — спросил Мартин.

Вертикальные зрачки ящера сузились.

— Перед тобой, мягкотелый?

— Тогда скажи.

— Я маш-борзай Сунхариги Уэкей. Моими устами говорит Су Мафусафай, верховный машиш Схайссов.

Мартин хлопнул себя по животу.

— Хог! Твое звание выше. Но наш маш-борзай не говорит на схайссу. А быть вдвоем против тебя одного не позволяет честь. Ты будешь говорить со мной, Сунхариги Уэкей?