Люди и динозавры

В Приуралье первые находки ископаемых ящеров были сделаны еще в XIX в., при проходке горных выработок в медистых песчаниках. Было высказано предположение, что чудские умельцы, слывшие отменными рудознатцами и горняками, в процессе добычи медной руды могли сталкиваться с аналогичными захоронениями. Ископаемые останки якобы произвели на чудских горняков столь неизгладимое впечатление, что пермские ящеры стали для них неотъемлемым символом подземного мира, который они впоследствии регулярно воспроизводили на своих ритуальных предметах.

Чудь действительно издавна славилась своими горнодобывающими и металлургическими умениями. Известный русский прозаик и драматург Д. Мамин-Сибиряк (1852–1912) писал: «Чудь существовала задолго до русской истории, и можно только удивляться высокой металлической культуре составлявших ее племен. Достаточно сказать одно то, что все наши уральские горные заводы выстроены на местах бывшей чудской работы — руду искали именно по этим чудским местам». В археолого-этнографическом этюде «К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. Древнее русское сказание «О человецах незнаемых в восточной стране»» (1890) о том же самом пишет и Анучин: «Известно, что как в Алтае, так и в Урале, русские открывали рудники, большей частью, по следам какого-то древнего народа, который был знаком с металлургией и открыл в этих горах почти все более замечательные в них медные месторождения».

Однако столь же верно и то, что в подавляющем большинстве случаев на образцах пермского культового литья ящеры представлены в качестве живых существ: они изображаются в движении, у них открыта пасть, они дышат, они живут, глаза у всех открытые, зрячие. Свыше сотни таких изображений были опубликованы в 1900 г. в атласе профессора Спицына «Шаманские изображения».

Наиболее ярким примером служит бронзовая ажурная бляха, найденная в 1898 г. близ деревни Ныргында Сарапульского района (Удмуртия), датированная предположительно VIII–IX вв. На ней изображен «огромный, весьма типичный ящер, длинный, изогнутый, с коротким пушистым хвостом и короткими лапами; на сильно вывернутой нижней челюсти и на шее волоса, верхняя челюсть иззубрена». На ящере сидит человек с раскинутыми руками-крыльями, голова и руки его переходят в лосиные головы, а те, в свою очередь, в птиц. Важная деталь этого изображения — семь больших рыбин, находящихся в чреве ящера. Тем самым автор композиции совершенно недвусмысленно подчеркивает, что он изобразил живое существо (фото 52).

Фото 52. Ящер с рыбами в чреве и сидящий на нем человеколось в окружении лосиных голов и птиц. Ажурная бляха. Бронза, литье. VI–VIII вв. д. Ныргында Сарапульского р-на, Удмуртия. Сборы А. А. Спицына 1898 (Эрмитаж, фото автора)

Анучин выделяет еще более удивительную и важную «идеологическую деталь», помогающую, по его мнению, понять подлинную суть ритуального изображения ящера: «Зверь этот изображался или в виде отдельных фигур, или в подножии антропоморфных и зверовидных фигур — «образков», как бы заменяя собою Землю. Тем не менее, ящер представлялся способным к передвижению на себе других, более или менее антропоморфных существ».

Сюжет с антропоморфными фигурами, передвигающимися верхом на ящере, действительно характерен для пермского культового литья. В экспозиции Чердынского краеведческого музея представлена весьма типичная бронзовая подвеска в виде всадника, сидящего на спине ящера, датированная VIII–IX вв. Наряду с упомянутой выше ажурной бронзовой бляхой из Ныргынды наиболее впечатляющий образчик подобного сюжета представлен в экспозиции Государственного исторического музея. Здесь можно увидеть полую бронзовую подвеску, найденную на реке Ухте и датированную VIII–X вв., на которой изображены объемные фигуры двух людей, сидящих верхом на ящере (фото 53).

Фото 53. Полая подвеска с объемными фигурами двух людей, сидящих на ящере. Бронза, литье. VIII–IX вв. р. Ухта (Государственный исторический музей, фото автора)