Это предположение подкрепляется историей Левиафана, представленного в Книге Иова одновременно «верхом путей Божиих» и чудовищем, один только сон которого спасает человека от немедленной гибели: «Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его» (Иов. 41:2); «О, ночь та — да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Да проклянут ее проклинающие день, способные разбудить левиафана!» (Иов. 3:7–8). По мнению литературоведа, филолога и переводчика М. Б. Мейлаха, мифы о Левиафане восходят к представлениям об олицетворенном первобытном хаосе, враждебном богу-творцу и некогда им покоренном, ныне же пребывающем в состоянии сна, который, однако, может «быть разбуженным». Т. е. в случае с Левиафаном речь идет о спящем чудовище, чей сон продолжается достаточно продолжительный по человеческим меркам промежуток времени.
Сон Левиафана, спасающий человека от полного истребления, отнюдь не мешает чудовищу выполнять свои важные и сложные космоустроительные функции. Развивая аналогию между сном и состоянием «цветение бамбука», открывающем доступ к целому спектру «невероятных» возможностей, можно предположить, что пребывание в таком «сверхзамедленном» состоянии в каком-то смысле эквивалентно состоянию осознанного сновидения (в терминологии Карлоса Кастанеды[55], 1935–1998).
Кандидат филологических наук Е. О. Борисова[56] отмечает, что в русской народной мифологии «сверхподвижные» и «сверхзамедленные» состояния являются важным атрибутом представителей низшей демонологии, имеющих непосредственный контакт с людьми и инициирующих у человека состояние сверхактивности или заторможенности. Эти мифологические персонажи действуют настолько быстро, что момент совершения действия ненаблюдаем для окружающих.
В наибольшей степени способность к исключительно быстрому передвижению характерна для чертей и бесов, а также для таких мифологических персонажей, как шуликуны, кострома[57] и ягарма. Состояние исключительной замедленности представлено единичными примерами (слепая макура), а вот уникальное сочетание «сверхподвижного» и «сверхзамедленного» состояний обнаруживается в представлениях о кикиморе (шишиморе), кумохи и лешем.
Активизирующиеся в период от Рождества до Крещения шуликуны (печор. шеликон, шулюкун) выглядят как маленькие человечки, с кулачок или чуть больше, появляются, как правило, «ватагами», «артелями», «толпами», или «скопищами». Помимо сверхподвижности им присущи особые способы передвижения: ездят на конях, «на маленьких лошадках»; в санях или на одном полозе от саней; скачут или летают в железных ступах; скользят по снегу на воловьей шкуре; ездят на горящей печи; на ухвате; сковородке или кочерге.
В польской народной мифологии аналогичная поспешность присуща skrzat — гномам-домовым, «сферой влияния» которых является изба и двор. Сугубая незаметность их действий приписывается использованию высокой скорости: leci jak skrzat («летит как гном»).
Еще один «сверхподвижный» мифологический персонаж русского календарного обряда и хороводной игры, уже упоминавшийся в связи с отголосками славянского культа ящера — кострома. На Русском Севере этот образ используется в качестве эталона высокой скорости движения: карел. как кострома, т. е. очень быстро. Так же, как и французскому дракону из реки Роны, костроме приписывается склонность к незаметному для взрослых похищению детей.
В Костромской области аналогичная склонность ассоциируется с образом женщины-ягармы (один из вариантов имени Бабы-Яги), которая также наделяется признаком высокой скорости: бежать как ягарма (быстро бежать).
«Сверхподвижный» режим связывается в народной мифологии с образами ведьмы (тул. труболетка «ведьма, колдунья») и колдуна, или самими колдовскими операциями (перм. скудесить). Древнерусское слово кудесъ («чары», «колдовство»), от которого происходит слово кудесник («волшебник», «чароплет») и название племени чудь, которому приписываются обладание колдовскими способностями, а также склонность к похищению человеческих детей, восходит к праславянскому слову cudo («чудо»). Его производные кудесить и кудесничать имеют сразу два значения: совершать волшебство, колдовать и чудить, подшучивать, шалить, проказничать. Перечисленные признаки фигурируют в североевропейских преданиях о fairy — «сокрытом народе» маленького роста, обитающем в недрах холмов и время от времени похищающем человеческих детей с целью получения смешанного потомства. Английское слово fairy имеет относительно позднее происхождение, прежде него в английском языке бытовало существительное fay и производное от него fayerie («чары фей»), лишь позднее слово fairy стало прилагаться к самим существам, владеющим чароплетным искусством.