Любожид

Вот и сейчас на краю «ямы» – пологого спуска в небольшой котлован – шумный Лопахин, бывший актер, покрикивая на двух своих работяг, разгружал с грузовика некое месиво искореженного металла, в котором при сильном воображении можно было угадать не то «БМВ», не то «тойоту». Но, увидев желтый «жигуленок» и узнав в нем Анну, Лопахин широкими шагами подошел к ее машине и, вытирая пот с крупного конопатого лица, заговорил громко, как на сцене:

– Господи! Анечка! Сколько лет! Неужто вспомнили про нас, грешных? Боже мой, что за женщина! Королева!

– Лопахин, не физди, – невольно улыбнулась Анна. – Отец здесь?

– Конечно, принцесса! Ваш отец здесь, на свежем воздухе, в лесу! Что может быть лучше для советского труженика? Позвать? – И Лопахин кивнул на дно своей «ямы», где стояли несколько полуразобранных иномарок.

Рядом с ними, под навесом, маленький небритый старик в заношенных штанах и выцветшей ковбойке стучал войлочным молоточком по смятому в гармошку крылу машины. Это и был отец Анны – бывший зек, бывший инженер-майор и командир ремонтного батальона танковой дивизии Второго Украинского фронта, бывший начальник технической службы Транспортного управления Моссовета, а после смерти матери – алкоголик, пропивший даже свои фронтовые ордена и медали. Анну всегда восхищала и ужасала его биография.

В 1934 году Сталин отправил в США на стажировку на заводы Форда группу молодых технических гениев, будущих создателей первого советского автомобильного завода. В этой группе был 23-летний Евгений Крылов, отец Анны. В 1935-м, вернувшись из США и играя в теннис, отец сказал своему партнеру, что лучшие в мире автомобильные двигатели делает, конечно, Форд. Назавтра отца арестовали «за антисоветскую пропаганду» и после приговора «тройки» отправили в Сибирь. Правда, в те годы арестованных еще не возили в скотских вагонах, и десять «врагов народа» ехали в спальном вагоне под надзором одного-единственного конвоира. За Читой, на очередном полустанке, этот конвоир достал из полевой сумки запечатанный конверт с надписью «Крылов Е.И.», вручил отцу, показал на какую-то вышку в тайге и сказал: «Иди до той вышки, там КПП. Отдашь пакет, и тебя устроят». Отец дошел до вышки, вручил конверт дежурному, и тот, открыв этот «пакет», прочел отцу его приговор: 10 лет лагерей.

Но на самом деле и лагерей в то время не существовало. ГУЛАГ только-только создавался – руками самих «врагов народа». Ровно через неделю после прибытия отца в зону сюда пришли составы с двумя тысячами арестантов и вагоном топоров и пил. Начальник зоны вызвал Крылова, постелил перед ним карту окрестной тайги и сказал: «Возьмешь шестьсот зеков, сотню топоров и взвод охраны. И пойдешь сюда. – Он ткнул пальцем в какой-то урман на карте. – Месяц на обустройство, а через месяц чтобы начат производить доски, дверные косяки и оконные рамы. Не выполнишь – расстреляю. Вопросы есть?» «Есть, – сказал отец. – Какого размера должны быть оконные рамы?» Начальник смотрел на него долго, в упор. Потом сказал: «Барачного размера, е… твою мать! Лагеря будем строить!»

В декабре 1939 года, когда началась война с Финляндией, со всей тайги пригнали в Читу несколько тысяч зеков, выстроили их в каре на привокзальной площади, и какой-то московский оратор закричал им с трибуны:

– Дорогие товарищи! Произошла трагическая ошибка! Вас осудили безвинно! Родина перед вами в неоплатном долгу! Но Родина в смертельной опасности! Финны грозят захватить колыбель революции – Ленинград! Все на защиту Отечества! По вагонам!!!

И те же поезда, которые привезли «врагов народа» в Сибирь, увезли их на запад спасать Красную Армию от разгрома. В Колпине под Ленинградом им выдали винтовки образца 1913 года и по десять патронов на человека. И бросили в первый бой…

А когда Красная Армия «победоносно прорвала линию Маннергейма» и Молотов подписал с финнами мирный договор, всех оставшихся в живых «врагов народа» и «спасителей Ленинграда» разоружили, погрузили в теплушки для скота и повезли… обратно в Сибирь. Правда, по дороге, когда поезд несколько суток стоял под Москвой, отец сбежал из вагона на час повидать отца с матерью. А затем вернулся и покатил в Сибирь.

Защитникам Отечества время пребывания на фронте даже не засчитали в срок заключения. Строительство ГУЛАГа продолжалось по всей Сибири и по всей стране. Но еще через два года, в октябре 1941-го, – снова читинский вокзал, снова тысячи зеков на привокзальной площади, снова кумачовая трибуна и те же слова:

– Дорогие товарищи! Произошла трагическая ошибка! Родина перед вами в неоплатном долгу! Но Родина в смертельной опасности! Гитлеровские войска вышли к Волге, к Москве, к Сталинграду. Все на защиту Отечества! По вагонам!…