Любожид

Закрыв папку, Гольский осторожно посмотрел на секретарей ЦК. Эта «тайная заутреня» апостолов коммунизма отличалась от «тайной вечери» Христа не только помпезной обстановкой гигантского конференц-зала с его текинским ковром на полу, красным бархатом финских кресел, пепси-колой и нарзаном перед каждым из сидящих за столом заседаний, но особенно – стариковски-одутловатыми лицами самих «апостолов». Однако между теми, христовыми, и этими, брежневскими, апостолами было и родство – тут, на Старой площади, тоже был некто, готовящий гибель вождю. Правда, до этой гибели было еще далеко, целых три года, но сегодня, сейчас, он, Юрий Владимирович Андропов, с помощью Гольского проверял свой первый ход. Гольский поразился, что понял это только сейчас, здесь, в конце своего доклада. И от страха, что его, как пробную пешку, шеф подвел под удар брежневской мафии, – от этого страха у Гольского похолодели даже волосы на голове.

– Гхм… Гхм… – прокашлялся между тем Брежнев, поднимая на Гольского свое тяжелое, бровастое, бугристо-красное лицо. И уперся в него взглядом: – Кхм… Получается, как в анекдоте, да? Все уедут, а мы с тобой останемся? А? Или ты тоже уедешь?

Конец, подумал Гольский, вдруг ощутив, что он не в силах произнести ни звука.

– А? – требовательно повторил Брежнев.

В отчаянии Гольский сглотнул слюну и услышал, как Суслов сказал Брежневу:

– В анекдоте, Леонид Ильич, все уезжают, кроме вас и меня.

– О нет! – вдруг живо сказал ему Брежнев. – Тогда я лучше тоже уеду! Ты меня за…ешь марксизмом-ленинизмом!

Апостолы снова расхохотались, хотя Суслову эта шутка явно не понравилась – его желчное лицо заострилось, а узкие губки побелели и сжались. А еще громче членов Политбюро хохотали их помощники, советники и завотделами ЦК, сидевшие, как и Юрий Игунов, на двух открылках стола для заседаний.

– Ну, шучу… шучу… – сказал Суслову сквозь смех довольный собой Леонид Брежнев.

Пронесло, кажется, пронесло, подумал Гольский и осторожно глянул на Кулакова. Тот по-бычьи, в упор смотрел на Андропова, явно не понимая его игры. И такое же непонимание было в глазах Гришина, Демичева и остальной «молодежи». Тайное соперничество Кулакова и Андропова все чаще принимало характер открытого противостояния, и вдруг – это информационное сообщение КГБ, которое зачитал Гольский! Каждой своей строкой оно работало на Кулакова и подтверждало его правоту, ведь Кулаков всегда требовал послать подальше все эти игры с Западом, дать всем «кузнецовым-щаранским» вышку, прикрыть жидовскую эмиграцию и навести в стране порядок «железной рукой». Ради этого он притащил в ЦК так называемую русскую партию – Долгих, Рябова, Русакова, Игунова и других «экспертов по сионизму». Так неужели Андропов решил переметнуться на сторону Кулакова?

Андропов игнорировал эти взгляды и с непроницаемым лицом пережидал смех брежневской гвардии.

– Ладно, – сказал ему Брежнев. – Уел ты меня, Юрий Владимирович, с этими явреями… Уел… Решение, правда, принимали все вмеcте, а как виноват – так Брежнев, да?

Андропов пожал плечами:

– Я, Леонид Ильич, никакой вины ни на кого персонально не возлагаю. Решение о еврейской эмиграции мы действительно принимали все вмеcте, тогда это казалось правильно, и я делю со всеми ответственность.

– Ты-то делишь. Да партия не делит. На меня все валят, – ворчливо перебил Брежнев. – И что ты теперь предлагаешь? Закрыть эмиграцию перед Олимпийскими играми? Шобы к нам никто не приехал?

– Нет, – ответил Андропов. – Я этого не предлагаю. Если вы разрешите, я прочту проект нашего решения.

– Читай… – кивнул Брежнев.

Андропов надел очки и взял в руки лист бумаги с текстом.

– Решение Политбюро ЦК КПСС. Секретно. Только для членов Центрального Комитета… – Андропов обвел глазами присутствующих – и секретарей ЦК, и сидящих за их спинами референтов. Затем продолжил: – Понимая всю сложность проблем, возникших в результате эмиграции из СССР лиц еврейской национальности, Политбюро ЦК КПСС тем не менее полагает нецелесообразным остановить эту эмиграцию сейчас, в период подготовки к Московской Олимпиаде 1980 года. В данный момент такая остановка может вызвать острую реакцию Запада и даст американским сионистам время и возможность организовать бойкот этой Олимпиады со стороны западных стран. По всей видимости, реальное и полное прекращение еврейской эмиграции будет удобней осуществить во время Московской Олимпиады, оправдав это прекращение занятостью государственных органов по обслуживанию иностранных делегаций…

– Правильно, – вставил Суслов. – Объявить временную остановку, а потом закрыть границу совсем. И всех этих диссидентов и отказников – в Сибирь. Сразу будет порядок!

Андропов с досадой посмотрел на него поверх очков, затем опять опустил глаза к тексту, продолжил: