Любовные ошибки леди Валери

И тогда священник и сорока не будут единственными обитателями дворца, которые понимают и по-английски, и по-испански.

В последующие дни Валери пыталась говорить по-кастильски, пользуясь любой возможностью. Ни одна из фрейлин королевы не помогала ей. Дамы хихикали над ее акцентом, передразнивали, когда она неправильно произносила то или иное слово, но не исправляли ее ошибки.

Как-то под вечер все они собрались послушать менестрелей, которых Ланкастер прислал для их развлечения. Для того чтобы наслаждаться музыкой, не нужно было знать язык, и все же, когда Валери и Кэтрин улыбались, лица остальных дам не выражали ничего.

Наконец, когда представление закончилось, Валери попробовала снова, заговорив о красоте музыки. Она говорила с сильным акцентом и сама это понимала, но, конечно, они поймут, что ей понравилось представление и она спрашивает, какое впечатление музыка произвела на них.

Изабель, сестра королевы, хихикнула, но никто ей не ответил, даже для того, чтобы поправить ее.

Потом сорока что-то застрекотала в ответ и затем повторила произнесенную Валери фразу, только куда чище и правильнее.

Дамы переглянулись, посмотрели на птицу, а потом на Валери.

Валери затаила дыхание. Неужели они решили, что она пыталась учить птицу? Еще подумают, что она над ними издевается! А может, вообще сочтут, что она специально натаскивает птицу шпионить за ними!

Потом она услышала незнакомый смех, словно заржавевший от плохого обращения.

Повернувшись, она с удивлением поняла, что это голос королевы.

Остальные дамы дружно подхватили ее смех, как будто получили разрешение. Только тогда Валери позволила себе улыбнуться.

После быстрого обмена фразами между королевой и переводчиком священник обратился к Валери:

– Ла Рейна говорит: нельзя допустить, чтобы птица чище говорила на кастильском наречии, чем вы.

Королева мягко поправила произношение Валери.

Валери повторила медленно и старательно, надеясь, что правильно выговаривает звуки. Наградой ей послужили аплодисменты других дам.

Наконец-то она продвинулась вперед.

Она надеялась, что Гил останется ею доволен.

Позже Гил думал обо всем, что должен был сказать своей будущей жене. Ему следовало улыбаться, льстить ей, говорить комплименты. Вместо того, когда она спросила о его родственниках, он тут же замкнулся в себе – как будто отгородился от нее высокой стеной.

Неужели она ожидала, что он повторит все истории, которые она, несомненно, слышала? Нет, он не мог пойти на такое. И все же он вел себя с ней не как подобает рыцарю; он не проявил к ней доброты. Он собирается на ней жениться. Значит, придется научиться хотя бы вести себя с ней пристойно.

Он обещал себе: в следующий раз все будет по-другому.

Однако он не видел свою невесту до последней недели перед Пасхой. Даже затворница королева Кастилии в Страстной четверг прибыла в Вестминстерское аббатство, чтобы посмотреть на то, как король Эдуард раздает милостыню и омывает ноги шестидесяти избранным «беднякам».

Счастливчики, чьи ноги предстояло омыть королю, выстроились в послушную очередь; лица у всех были не радостными, а скорее смущенными.

Гил им сочувствовал.

Много лет назад Эдуард по такому случаю издал указ: он будет омывать ноги стольким беднякам, сколько он прожил на свете лет. И вот он дожил до шестидесяти, и придворным, застывшим в беспокойном ожидании, казалось, что веренице нищих не будет конца. Шли часы, и придворные, которым невмоготу стало так долго стоять неподвижно, начали перемещаться и перешептываться.

Дамы Констанцы стояли близко к придворным Ланкастера. Гил нашел взглядом Валери, улыбнулся, когда она посмотрела на него, но она в ответ лишь кивнула и отвернулась. Зато к нему подошла леди Кэтрин.

– Насколько я понимаю, – начала она, – вы с леди Валери собираетесь пожениться.

– Таков приказ монсеньора Испании, – ответил он, гадая, кто рассказал ей обо всем – Ланкастер или Валери. Сам Гил ни с кем из придворных новостью не делился.

– Похоже, такой выбор вас не радует.

Гил промолчал. Он недостаточно хорошо знал Валери, чтобы радоваться или огорчаться. Сейчас женитьба на любой женщине отвлекает его от главного, служит препятствием на его пути.

– Разумеется, я благодарен милорду за его интерес ко мне. Да, возможно, со стороны я выгляжу недовольным, но только потому, что считаю: со свадьбой можно подождать до тех пор, пока мы не вернем Кастилию.

Не совсем правда, но большего он сказать не мог.

– И смотрите вы всегда так сурово!

Он пожал плечами.

– Такое уж у меня лицо. – Мальчиком он специально учился напускать на себя суровость; неприступное выражение лица защищало его от обидных слов, никто не должен был знать, когда жестокие нападки попадали в цель. – Его я изменить не могу.

Он и не хотел.

– Вот почему она вас боится.

Он покраснел. Сначала он решил, что злится на Валери за то, что она сплетничала с этой женщиной. Но потом понял, что лицо у него горит не от гнева, а от стыда.

– Уверяю вас, она боится не меня, а моей семьи.

Кэтрин покачала головой.

– Она ничего не знает.