Любовь зла, или Разрыв шаблона в действии

– Я с тобой по гарнизонам моталась, света белого не видела, только кастрюли со сковородками, а он нас с Лизкой на море свозил! – заявила ему супруга и подала на развод.

Это, конечно, для него стало ударом.

Смотрел в ее пустые, холодные глаза и думал:

«Как же так Оленька? Ты такая родная, близкая, одна единственная на свете»

А она губы кривит, измазанные в яркой помаде и на часы поглядывает – новый муж дожидается.

Едва развелись, она за него и выскочила.

Федя тогда запил. Крепко запил и если б не служба пропал бы на дне бутылки.

Его командир тогда вызвал, глянул на опухшую от пьянки рожу и отправил в самое пекло.

– Чтоб жизнь медом не казалась! – сказал он тогда и добавил крепкого словца.

Сейчас по прошествии многих лет Рыжов в улыбкой вспоминает те годы. Молодой был. Глупый.

Эмоции стерлись из памяти, немного искажая былое, но где-то в подкорке видно засел комплекс и к женщинам Федя стал относиться настороженно. Не пускал больше никого в свою жизнь суровый полковник, отдав всего себя службе, лишь изредка приезжая на родину – мать повидать, да дочку, которая папой чужого дядю уже зовет.

И от этого еще больнее, что лучше и не приезжать вовсе.

Так он и жил, служа отчизне, пока один единственный звонок не перевернул всю его жизнь.

– Федор! Это Марья Петровна! Помнишь такую?

Олину тетку он помнил. Мерзопаскостная старая карга!

Разговаривать с ней не хотелось…

– Федь! Ты приезжай поскорее.

– Зачем это? – удивился он, думая как мягче ее послать.

– Приезжай. Тут Оля умерла…завтра хороним.

Внутри что-то оборвалось.

– Как умерла? Как? Я не понимаю, – вырвалось у него.

– Потом. Все потом. Ты главное приезжай поскорее.

Он не поехал.

Он полетел сломя голову, будучи практически на другом конце страны.

Дом его встретил холодным пронизывающим ветром и мелким моросящим дождем.

На похороны не успел, но все равно первым делом помчал на кладбище.

Там на новом участке, под бугром свежей земли покоилась та, что он когда-то любил больше жизни.

Фёдор стоял, опустил голову, а на него с фотографии смотрела Оля. Такая же искренняя и красивая, как в молодости.

– Что же ты наделала? – спрашивал он у нее и с трудом глотал подступившие слезы.

Все эти годы он интересовался жизнью бывшей жены поверхностно.

В редкие приезды, когда приезжал в дом ее родителей, чтобы подарить Лизке игрушку он ее не видел, а спрашивать не решался. Его всегда быстро выпроваживали под любым предлогом.

Оказалось, что второй муж ее бросил, через несколько лет после свадьбы.

Оля вернулась в отчий дом, но уже не с одним, а с двумя детьми. От второго брака у нее родился сын – Павел.

Подробностей разрыва Фёдор не знал, но догадывался, что красивой жизни бывшая хватила сполна, раз стала прикладываться к бутылке. А два года назад схоронила родителей и вовсе с катушек слетела.

Загулы, пьянки и мужики, которых она меняла, как перчатки.

Результатом разгульной жизни стала третья беременность, которую Оля по какой-то причине все же сохранила.

Родился Мишенька. Хиленький, слабенький, но живой.

Оля и сама не знала, кто его отец, а через полтора года не стало и ее самой.

Банально отравилась паленой водкой.

Боже, как глупо…

Самое интересное, что единственным человеком, кто помогал Оле с детьми, была тетка. Противная, вздорная и злопамятная Марья Петровна, кормила их и присматривала, пока мать пропадала, не пойми где.

– Почему? Почему вы раньше не позвонили мне? – спрашивал у нее в тот же вечер, сидя на кухне, Фёдор, – Я бы приехал.

– Зачем? – слеповато прищурилась старуха, – Чтобы всю душу тебе выкрутила? И ты следом бы спился.

Полковник Рыжов так не считал, но у бабки Маши на этот счет было свое мнение.

Спорить с ней было себе дороже, да и ни к чему теперь.

Единственное, что интересовало теперь Фёдора – это дочь.

– Лизка где? – спросил он, мельком осматривая убогую кухоньку, которую бабка запустила так, что ее не отмоешь теперь.

– В детдоме, – буркнула старуха, – Где ж ей еще быть-то теперь.

– Где? – у полковника чуть дар речи не пропал от услышанного, – Как так вышло? И почему я не в курсе.

– Да, не кипятись ты! – гаркнула бабка, – Разошелся! Как Олька померла, так их сразу и забрали. А на кого их оставят? На меня что ли? Ты либо ослеп, коли костыль мой не заметил.

Только сейчас он увидел, что у бабки с ногами беда. Ходит с трудом, левую ногу подволакивая.

И правда не подумал, что немощная бабка Маша стала.

А ведь ей уж под восемьдесят.

Больше он рассусоливать с ней не стал.

Собрался и поспешил в опеку.

Там его встретили настороженно, даже враждебно.

– Непростая у вас ситуация, – сказала чиновница, снимая очки и смотря на него в упор жадным до денег глазами, – Где ж вы раньше были, папаша? Когда эта мамаша, прости Господи, по притонам шлялась.

– Я военный, постоянно в разъездах, – мягко напомнил Фёдор женщине, – И с Ольгой мы долгое время не общались.

– И ребенка вы видели раз в год по праздникам, – ехидно поддела его она, листая какие-то бумаги на столе.

– Так точно, – в тон ей ответил он, начиная раздражаться.