Любовь (выдержки из произведений)

С тех пор как в Гонконге умерла его супруга, Тао Чьен время от времени утешался в поспешных объятиях работающих за деньги женщин. Он не занимался любовью, любя, вот уже более шести лет, но в то же время не допускал, чтобы спешка его чересчур возбудила. Столько раз он мысленно исследовал тело Элизы и так хорошо его знал, что он будто бы ходил с картой в руках по её ложбинам и небольшим холмам.

Она полагала, что познала любовь в руках своего первого возлюбленного, но близость с Тао Чьеном пролила свет на степень её невежества. Страсть, взволновавшая её в шестнадцать лет, из-за которой она пересекла полмира и несколько раз рисковала жизнью, теперь превратилась в мираж, казавшийся ей абсурдным. Тогда она просто влюбилась в любовь, довольствуясь крохами, которые ей давал мужчина, более заинтересованный в том, чтобы уйти, нежели остаться с ней. Она искала его все четыре года, убеждённая в том, что молодой идеалист, с которым она познакомилась в Чили, в Калифорнии превратился в фантастического бандита по имени Хоакин Мурьета. Всё это время Тао Чьен ждал её со своим пресловутым спокойствием, уверенный в том, что рано или поздно она бы переступила разделяющий их порог.

Настала его очередь сопровождать девушку, когда выставили напоказ голову Хоакина Мурьеты, чтобы развлечь американцев и преподнести горький урок латиноамериканцам. Он полагал, что Элиза не устоит перед видом ужасного трофея, хотя она как вкопанная стояла перед сосудом, в котором покоился предполагаемый преступник. Она смотрела на него так бесстрастно, словно бы речь шла о квашеной капусте, пока лично не убедилась в том, что вовсе не этого мужчину она преследовала много лет.

По правде говоря, личность человека не имела значения, потому что в долгом путешествии-погоне за ведущим в никуда романом Элиза приобрела нечто не менее драгоценное, чем любовь: она получила свободу. «Вот я и свободна», — это всё, что она сказала, стоя перед головой. Тао Чьен понял, что она, наконец, освободилась от бывшего возлюбленного и что ей было всё равно, жив ли он или умер, ища золото в складчатых горах Сьерра-Невады. В любом случае, дальше она не станет его искать, и появись однажды этот человек, ей удастся оценить его адекватно. Тао Чьен взял её за руку, и они ушли от жуткого зрелища. На улице они подышали свежим воздухом и спокойно зашагали дальше, готовые к новому этапу своей жизни.

Ночь, когда Элиза вошла в комнату Тао Чьена, сильно отличалась от тайных и поспешных объятий с её первым возлюбленным в Чили. Этой ночью она открыла для себя некоторые из множества способов доставить удовольствие и положила начало глубокой любви, предназначенной стать единственной до конца её дней.

Не теряя спокойствия, Тао Чьен освободил её от внешней оболочки накопившихся страхов и болезненных воспоминаний. Он с неутомимой настойчивостью ласкал её, пока она не перестала дрожать и не открыла глаза, пока она полностью не расслабилась под его умелыми пальцами. И, наконец, пока он не почувствовал, как она вся колышется, открывается и светится. Он слышал, как она стонет, зовёт его, умоляет; видел её измученной и влажной, готовой уступить и принять его. И ни один из них уже не знал, ни где они находились, ни кем они являлись, ни в какой точке заканчивался он, а в какой — начиналась она. Тао Чьен вёл её всё дальше, за пределы оргазма, в какое-то таинственное измерение, в котором любовь и смерть ничем друг от друга не отличались.

Они ощутили, как расширяется их дух, как исчезают желания и память и что они уносятся в единое и бесконечное, полное света, пространство. В этом необыкновенном пространстве они обнялись, познавая друг друга, потому что в нём, возможно, они уже были вместе в прошлой жизни и окажутся там ещё не раз в жизнях будущих, как на то намекал Тао Чьен. «Мы будем вечными любовниками, наша карма — снова и снова искать и обретать друг друга», — взволнованно сказал он. Но Элиза ответила смехом, который прозвучал менее торжественно, чем карма; скорее, он просто выражал желание блудить. Сказать по правде, от него она умирала уже не один год и ждала, что впредь энтузиазм Тао его не подведёт, поскольку карма была приоритетом в его жизни. Ту ночь и добрую часть следующего дня они резвились, пока голод с жаждой не вынудили их, оступаясь, выйти из комнаты опьянёнными и счастливыми, не выпуская рук друг друга, боясь вскоре проснуться и понять, что оба, охваченные галлюцинацией, где-то потерянно бродят.

Страсть, объединившая их с той ночи и взлелеянная с необычайной заботой, поддерживала и защищала их в неизбежные моменты невзгод. Со временем страсть переросла в нежность и смех, они перестали прибегать к двумстам двадцати двум способам занятий любовью, потому что вполне обходились тремя-четырьмя, а потребность удивлять друг друга и вовсе отпала. Чем лучше они узнавали друг друга, тем больше проникались взаимной симпатией.

(Из «Портрет в коричневых тонах»)