Любовь в законе

Листы он клеил так, чтобы не оставлять зазоров, куда можно было всунуть ноготь, а потом и палец. В бешенстве Полина могла сорвать пенопласт, чтобы разбить себе голову о бетонную стену. Не будь у него опыта, он мог бы затянуть работу и до утра, но уже к ночи помещение было готово к приему гостей. И стены обиты смягчающим материалом, и пол, и потолок. Остро пахло клеем, но разве Полине этим уже навредишь? Она и клей будет нюхать, лишь бы получить хотя бы капельку кайфа…

Севастьян убивал сразу двух зайцев. Во-первых, он прятал Полину в подвале от посторонних глаз, а во-вторых, он спасал ее от самой себя. Две-три недели без кокаина на голодном пайке должны были отбить у нее желание принимать эту дрянь. Но при этом он мог убить и ее саму. Или голову себе расшибет вопреки всему, или просто сердце не выдержит такого испытания. Но Севастьян считал, что у него не было иного выбора. Он должен был вернуть Полину к жизни. Потому что она была нужна ему. Несмотря ни на что…

Севастьяну снова пришлось впрягаться в работу, нужно было еще установить дверь, предварительно сняв ее со входа в хозблок.

Но и этого было недостаточно, саму дверь было необходимо закрыть от посторонних глаз, загородив каким-нибудь шкафом. Но никакой мебели в доме не было, и пришлось заставить штабелями шлакоблоков. Нужно быть большим чудаком, чтобы так замаскировать дверь, ведь чтобы войти в тайную комнату, нужно постоянно растаскивать эти блоки, а затем возвращать их на место. А это большой труд. Но работы Севастьян не боялся, затем он установил в потайном отсеке бочку с водой, нашел и отнес туда ржавый бак с крышкой. Только после этого он привел туда Полину. Там и сорвал лейкопластырь с ее рта.

– Что ты делаешь, сволочь?! – извиваясь по полу, как уж на сковородке, вопила она.

– Ты же знаешь, употребление наркотиков – это статья. И тюремное заключение.

Он мог бы добавить, что и за убийство жестоко наказывают, но посчитал это излишним. Пусть пока посидит здесь.

Севастьян развязал Полину, закрыл за ней дверь и под шум ее проклятий принялся закладывать блоками проход. На это ушло много времени и последние силы.

Едва живой от усталости Севастьян поднимался по лестнице, чтобы покинуть подвал, но на самом пороге остановился и сел на ступеньки, обхватив голову руками. Темнота в глазах, звенящая тишина в ушах, а ощущение такое, будто находишься в могильном склепе. Что это? Может, он погребен заживо под руинами своей судьбы? Зойка унесла в могилу его прошлое, Полина вошла в его жизнь без будущего. А настоящее – такое горькое и безнадежное, что хотелось выть сквозь зубы. Ну и за что ему такое наказание?

Разбрасываться деньгами легко, когда они у тебя есть. Ну а если их нет, а у тебя большие планы? Тогда приходится занимать, лезть в долги, грустить над процентами. И все это так неприятно, так муторно, что руки порой опускаются и появляется непреодолимое желание поставить крест на своей затее. Но Севастьян упорно боролся с этим искушением и продолжал вкладывать деньги в свои проекты. Продаст дом – в дело, возьмет кредит – туда же. Он и главбух, он и прораб. Голова кругом шла от проблем, но дело росло, число объектов увеличилось… А теперь пришло время собирать деньги. Один дом продал, второй, третий… Но только нет больше желания расширять производство. Как-то не хочется думать о будущем. Зойки больше нет, Полина – его проклятие. Да и сама Зойка, как оказалось, была далека от идеала…

Дома достраивались, он финансировал их, возвращал кредиты, но в долги больше не влезал и от новых проектов отмахивался… Он не знал, что делать с Полиной. Но ясно осознавал, что из своей жизни он ее не выкинет. Кто-то несет свой крест, а ему придется взвалить на себя свое проклятье. Тяжела ноша, но лучше с ней, чем без нее. Не может он без Полины. Не может… Уже две недели она в заточении, но еще рано ее выпускать. А может, и пора… Сегодня он должен ее навестить. И бак вынести, и еды ей подбросить, чтобы не загнулась с голоду. Там и решит, что с ней делать.

У него уже вошло в привычку оглядываться на пути к дому на Новой улице. Но и в этот раз он не обнаружил за собой слежки. Правда, возле самого дома он увидел черный «БМВ», возле которого стояли два крепких парня в светлых джинсовых куртках.

– Эй, мужик, ты дом продаешь? – обращаясь к Севастьяну, беззлобно спросил один.

– Ну, в общем, да…

Объявление о продаже он уже снял, но ведь покупатели могли клюнуть на старое. И почему бы не продать дом? Ведь все равно придется доделывать двор, а за это время Полину можно перевезти в другое место.

Он не указывал в объявлении адрес дома, но, может, кто из соседей подсказал этим парням, что дом выставлен на продажу… И все равно Севастьяну не нравились эти покупатели. Что-то в них не то.

– Пойдем посмотрим, что там у тебя да как, – небрежно сказал один с большим, как у лягушки, ртом.

– А сколько просишь? – чуть более вежливо спросил другой, с маленькими жесткими глазками, но с капризным от природы выражением лица.

– Вы сначала посмотрите, а потом о цене поговорим, – уклонился от прямого ответа Севастьян.