– Успокойтесь, – обронила она и пошла в дом.
– Сексуально не удовлетворена, бедняжка, – заметил Седрик, когда она скрылась из виду.
– Право, Седрик, что за вздор. У нее четверо детей.
– Что я могу поделать? Посмотрите на ее морщины. Она могла бы, конечно, попробовать вбивать в мышцы лица специальное жидкое масло, и я предложу ей это, как только поближе с ней познакомлюсь, но боюсь, проблема более глубокая. Я уверен, что профессор скрытый гомосексуалист – хотя бы потому, что никто, кроме гомосексуалиста, никогда не женился бы на Норме.
– Почему? Она совсем не похожа на мальчика.
– Да, моя дражайшая, не похожа, но существует определенный тип дам вроде Нормы, который импонирует гомикам. Не спрашивайте меня почему, но это так. Предположим, я договорюсь, чтобы она приезжала вместе с Соней на массаж лица по вторникам, как вы думаете? Состязание пойдет на пользу им обеим, а Соню приободрит, если она увидит женщину настолько моложе себя и в таком потрепанном состоянии.
– Я бы не стала этого делать, – предупредила я. – Норма постоянно твердит, что не выносит леди Монтдор.
– А она ее знает? Конечно, сомневаюсь, чтобы что-либо, кроме славной маленькой подтяжки, исправило лицо миссис Козенс, но мы могли бы научить ее говорить «сыр!» и вложить в нее немного обаяния, чтобы помочь профессору Уэйнфлитского колледжа лучше выполнять свою работу, хотя, боюсь, это довольно отчаянная надежда. Впрочем, какой-нибудь симпатичный молодой человек мог бы прийти на выручку. Нет, дорогая, я не имею в виду Героя, – прибавил он в ответ на мой многозначительный взгляд. – Уж очень неаппетитные у нее кутикулы на ногтях.
– Я думала, вы не хотите ее видеть, потому что она напоминает вам о Новой Шотландии.
– Да, я думал, что будет напоминать, но она чересчур англичанка. По этой причине она приводит меня в восхищение, вы же знаете, каким проанглийским я становлюсь. Маникюр у нее довольно новошотландский, но ее душа – это душа Оксфордшира, и я теперь буду окультуривать ее как сумасшедший.
Примерно полчаса спустя, когда Седрик уехал, Норма, чуть запыхавшись после возни с лошадью, которая упрямо отказывалась поначалу залезать в прицеп, сказала:
– Вы знаете, в этом мальчике все-таки есть что-то хорошее. Как обидно, что он не мог ходить в приличную закрытую английскую школу, вместо того чтобы воспитываться в этих гадких колониях.
К моему изумлению и большому тайному раздражению, Седрик и Норма очень подружились, и он ездил ее навещать, когда бывал в Оксфорде, так же часто, как и меня.
– О чем вы с ней беседуете? – ворчливо поинтересовалась я.
– О, мы ведем маленькие уютные беседы о том о сем. Обожаю англичанок, они такие успокаивающие.
– Ну, я-то очень люблю старушку Норму, но просто не представляю, что в ней видите вы, Седрик.
– Полагаю, то же, что и вы, – беззаботно ответил он.
Через некоторое время он убедил ее дать званый обед, на который обещал привезти леди Монтдор. Лорд Монтдор теперь никуда не выезжал и все больше погружался в спокойную старость. Поскольку его жена была обеспечена компаньоном на каждый час дня, ему не только разрешали, но и решительно рекомендовали подольше вздремнуть после полудня, и он обычно либо ел свой ужин в постели, либо плелся туда непосредственно после ужина. Наступление эпохи Седрика оказалось для него абсолютным благом во многих отношениях. Люди очень скоро привыкли приглашать леди Монтдор с Седриком вместо мужа, и надо сказать, первый был гораздо лучшим спутником. Они теперь выезжали чаще, чем когда Седрик только приехал; паника, вызванная финансовым кризисом, утихала, и люди опять начали развлекаться. Леди Монтдор слишком любила общество, чтобы отстраниться от него надолго, и Седрик, надежно утвердившийся в Хэмптоне, отягощенный множеством больших дорогих подарков, теперь определенно мог быть показан ее друзьям без опасности его лишиться.
Несмотря на свою неспособность выносить леди Монтдор, Норма необычайно вдохновилась идеей званого обеда. Она забегала ко мне в любое время, чтобы обсудить меню и состав гостей, и наконец уговорила меня прийти утром назначенного дня, чтобы приготовить для нее пудинг. Я согласилась при одном условии: ей надо купить кварту сливок. Она извивалась, как угорь, отказываясь это сделать, но я была совершенно непреклонна. Тогда она спросила, не сгодятся ли те сливки, что образуются на молоке. Нет, заявила я, это должны быть густые, жирные, неразбавленные сливки. Я пообещала принести их с собой и сказать, сколько за них заплатила, на что она очень неохотно согласилась. Хотя, как я знала, Норма была очень богата, она никогда не тратила на дом, питание или одежду лишнего пенни (исключение составляла одежда для верховой езды, ибо она была всегда элегантно одета во время охоты, и я уверена, что ее лошади кормились лошадиным эквивалентом густых сливок). Итак, я поехала к ней и, запасшись подходящими ингредиентами, приготовила крем шантийи. Когда я вернулась домой, там разрывался телефон – звонил Седрик.
– Я подумал, что лучше предупрежу вас, дорогая: мы подведем бедную Норму сегодня вечером.