Любовь, только любовь

– Сердце мое… жизнь моя… моя королева… моя фея с золотыми волосами… любовь моя, – шептал он как молитву, а губы его покрывали поцелуями ее глаза, губы, грудь, широко открытую большим декольте ее платья. – Каждый раз, как я вижу тебя, ты кажешься мне все прекрасней… такой прекрасной, что сердце мое порой сжимается от боли.

Почти задыхаясь, Катрин билась в его руках, ласкавших ее. Он казался веселым и влюбленным больше, чем всегда. Он пытался снять ее платье, но она слегка оттолкнула его.

– Нет, Филипп, не сейчас.

– О, почему же? Я так спешил к тебе, любовь моя, что ты должна простить мне мое нетерпение. Ты ведь знаешь, какое пламя ты разжигаешь в моей крови, и не должна сердиться… Катрин… моя ласковая Катрин, ты впервые отталкиваешь меня. Ты больна? Мне кажется, ты очень бледна…

Он отодвинул ее от себя, чтобы лучше рассмотреть, потом взволнованно снова прижал ее к своей груди, сжав ладонями ее тонкое лицо и заглядывая в него. Две слезинки внезапно покатились по щекам Катрин. Она закрыла глаза.

– Ты плачешь? – в испуге вскричал Филипп. – Но что случилось? Любимая, сердце мое… я никогда не видел тебя плачущей.

Он был так встревожен, что сам чуть не плакал. Его тонкие губы дрожали возле ее виска.

– Мне надо уехать, – прошептала она. – Эрменгарда вызывает меня… Заболел ребенок…

– Серьезно?

– Я не знаю, но… наверно! Эрменгарда не звала бы меня из-за простого недомогания. Я вдруг испугалась, Филипп… Время нашего счастья прошло.

Он ласково баюкал ее на руках, потом понес к кровати и усадил, а сам опустился на колени у ее ног на полу, покрытом толстым персидским ковром.

– Не говори глупостей, – сказал он, беря обе руки молодой женщины в свои. – Ребенок болен, но он не умирает. Ты же знаешь, что Эрменгарда ухаживает за ним, как за своим. Я понимаю твое беспокойство, но мне жаль тебя отпускать. Когда ты едешь?

– На рассвете…

– Хорошо, договорились. Эскорт будет у твоего дома еще раньше. Да-да, я настаиваю… Путь длинный, а дороги становятся все более опасными. Иначе я буду волноваться. Но… Прошу тебя, не расставайся со мной надолго. Я буду считать дни…

Катрин отвернулась, попробовала освободить свои руки, но Филипп их крепко держал.

– Может быть, я пробуду в Бургундии дольше, чем ты думаешь. Может быть, я больше не вернусь во Фландрию, – проговорила она медленно.

– Как? Но почему?

Она нагнулась и обхватила ладонями его худое лицо с тонкими благородными чертами.

– Филипп, – проговорила она тихо, – пришло время быть откровенными. Тебе надо жениться… и ты сделаешь это. Ну же!.. Успокойся! Я знаю, что ты посылаешь ван Эйка в Португалию, но не он мне сказал об этом. Я не сержусь на тебя, ты должен дать наследника своим подданным. А я… предпочту уйти. Я не хочу после всего, что было, жить тайной жизнью, я не хочу тайной любви. Мы любили друг друга открыто, я не выдержу тайных встреч…

Филипп резко схватил молодую женщину за плечи и выпрямился, поставив колено на кровать.

– Замолчи! Я никогда не обреку тебя на это! Я люблю тебя как никогда, и, если я должен жениться, это не значит, что ты будешь терпеть унижения. Я – герцог Бургундии, и я сумею сохранить твое положение при мне.

– Это невозможно! По крайней мере, здесь! Я могу жить в Бургундии… Ты не сможешь часто приезжать ко мне, но будешь навещать меня время от времени.

Вошедшая Сара, объявившая, что ужин подан, прервала их разговор. Филипп подал руку Катрин и повел ее к столу. Ужин был подан в парадной комнате у горящего камина. Их обслуживали трое слуг. Катрин и Филипп обменивались при слугах лишь незначительными словами. Герцог выглядел озабоченным. Глубокая складка пролегла меж его серых глаз, и Катрин читала в них страшную муку. Он не притронулся к кушаньям. Когда слуга нагнулся, чтобы разрезать пирог с козлятиной, Филипп внезапно выпрямился и так сильно толкнул стол, что он со страшным грохотом перевернулся. Катрин в испуге закричала. Жестом он указал слугам на дверь.

– Уходите все! – прорычал он.

Они в страхе повиновались, оставив на полу блюда и тарелки с кушаньями. Серые глаза герцога почернели, и гримаса гнева исказила его лицо.

– Филипп! – закричала Катрин.

– Не бойся, я не причиню тебе зла…

Он подошел к ней и поднял ее легко, как перышко. Потом бросился бегом в спальню. Катрин видела, что слезы залили его лицо… Он положил ее на кровать, но не отпускал. Скорее наоборот, он все сильнее прижимал ее к себе.

– Послушай… – шептал он, задыхаясь. – И не забывай, что я тебе сейчас скажу: я люблю тебя больше всего на свете, больше жизни, больше спасения своей души… и больше моих владений. Если ты потребуешь, я откажусь от всего завтра же, лишь бы ты оставалась со мной. Что значит для меня наследник? Я прикажу ван Эйку не уезжать… я не женюсь. Я не хочу тебя терять, слышишь меня?.. Я никогда не соглашусь потерять тебя! Если ты хочешь, я отпущу тебя завтра, но поклянись мне, что ты вернешься…

– Филипп, речь идет о моем ребенке, о нашем сыне.