Слово было метким. Катрин была поразительна в тот вечер, благодаря обдуманной простоте ее убора. Платье из гладкого черного бархата, схваченное под грудью широким поясом из той же материи, ничем не было отделано, кроме проблеска золотой парчи, которой были подбиты очень длинные рукава. По контрасту с этой нарочитой строгостью ткани и покроя, смелое декольте еще больше подчеркивало ослепительный цвет ее кожи. Спереди вырез был низкий и прямоугольный, обнажавший грудь так глубоко, как только дозволяло приличие, и почти полностью открывающий плечи. На спине он сходился углом ниже лопаток. Непомерно длинные рукава, наоборот, закрывали руки до самых кончиков пальцев. Многие женщины в зале будут одеты так же дерзко, но, благодаря глубокой матовой черноте платья Катрин, ни одна из них не будет выглядеть столь обнаженной, как она. Еще один смелый штрих, который придумала графиня де Шатовилен, заключался в том, что Катрин не надела головного убора. Великолепная копна ее волос свободно, как у молодой девушки, рассыпалась по плечам. Один-единственный драгоценный камень, но такой, что приковывал взгляды своим блеском, сверкал на лбу, У молодой женщины; он был укреплен на кованом золотом обруче, скрытом под волосами. Это был черный алмаз, очаровывающий, как зловещая звезда. Камень этот, несравненного блеска, был самым большим сокровищем Гарэна в его коллекции драгоценностей. Он купил его несколько лет назад в Венеции у капитана каравеллы, только что вернувшейся из Калькутты. Он дорого заплатил за него, но не так дорого, как того заслуживала исключительная красота камня. Казалось, моряк хотел поскорее избавиться от своего черного сокровища. Он выглядел тяжелобольным, а его судно — сильно потрепанным во время последнего рейса.
— Как будто все бури на земле сговорились против нас с тех пор, как я купил этот проклятый камешек, — сказал он Гарэну. — Я буду рад избавиться от него. Он приносит несчастье! Едва мы подняли паруса, как на нас стали обрушиваться все беды, какие только могут случиться с судном, вплоть до чумы, которая поразила нас у Малабарского берега. Как добрый христианин, я считаю своим долгом предупредить вас, что это несчастливый камень, настолько несчастливый, насколько и красивый! Я бы, пожалуй, оставил его у себя; я скоро, должно быть, умру, и удача или неудача мало что значат для меня, но выручка за камень обеспечит моей девочке хорошее приданое…
Гарэн заплатил и забрал алмаз. Он был совсем не суеверен и не верил в дурные приметы, что было редкостью в тe времена. Его интересовала только несравненная красота камня, который, как признался венецианский моряк, был украден с головы идола в каком-то храме, затерянном в глубине индийских джунглей.
Катрин знала историю алмаза, но не боялась его носить. Напротив, он занимал ее воображение, и в этот вечер, надев его с помощью Сары, она предалась каким-то странным фантазиям о языческой статуе, чей лоб он когда-то украшал.
— Время приспело идти в парадный зал, — сказала хранительница гардероба. — Монсеньор только что прибыл, а скоро появятся и принцессы. Я войду вслед за ними. Не бойтесь!
И в этот момент где-то в глубине огромного здания зазвучали фанфары, возвещая прибытие герцога Филиппа.
— Идем, — отрывисто сказал Гарэн, протягивая Катрин руку.
Большой зал представлял собою такое ослепительное Зрелище, что вряд ли кто обратил внимание на великолепные шпалеры арраской работы, изображавшие двенадцать подвигов Геракла, которые привез с собой Филипп, чтобы украсить стены зала. Дамы и кавалеры толпились на черно-белом мраморном полу, который блестел как зеркало, отражая их искрящиеся драгоценностями фигуры.
Катрин, войдя в зал, не видела никого, кроме герцога, возможно, потому, что он так резко выделялся среди этой пестрой толпы. Как и она, он был одет в черное, — траур по убитому отцу, носить который он поклялся над его телом, выставленном для торжественного прощания в часовне Шанпольской обители. Он стоял на помосте, возвышавшемся на несколько футов над полом, на котором стояли три кресла для владетельных герцогов: в центре для герцога Бургундского, справа от него — для англичанина и слева — для бретонца. На высоких спинках кресел были вышиты яркими шелками гербы этих принцев, а само возвышение обито золотой парчой. Темная стройная фигура Филиппа резко выделялась на этом фоне. Роскошная цепь из рубинов в золотой оправе, сверкавшая на его груди, смягчала мрачную строгость костюма.
При появлении Катрин разговоры смолкли, и внезапная тишина охватила весь зал, тишина настолько глубокая, что музыканты, сидевшие на хорах над дверью, бросили свои инструменты и перегнулись через перила, чтобы узнать, что случилось. Катрин боязливо остановилась на секунду, но рука Гарэна поддержала ее и тут же подтолкнула вперед. Она шла с опущенными глазами, чтобы не встретиться с устремленными на нее взглядами, — удивленными и похотливыми у мужчин, удивленными и ревнивыми у женщин; ей достаточно было одних перешептываний, поднявшихся вокруг, чтобы смутиться.