Любовь, только любовь

Рядом с Маргаритой в полном расцвете красоты ее сестра Мария казалась странно бесцветной. Она была так тонка, что казалась почти прозрачной, и одевалась всегда очень скромно, как монахиня, в темные платья и простые головные платки, которые оставляли открытыми только ее узкое лицо с робкими беспокойными глазами. Мария из всей семьи была самой несчастливой. Ее первая помолвка в возрасте десяти лет с графом Филиппом де Вертю трагически прервалась шестью годами позже, когда она перед самой свадьбой узнала о героической смерти своего жениха на грязном поле Азенкура. Ожидалась и другая свадьба, на этот раз с наследным герцогом Анжуйским, но жестокая смерть герцога Жана Бесстрашного в Монтеро развела их в противоположные лагери и покончила с предстоящей свадьбой. С того времени Мария Бургундская отвергала всех претендентов.

Две другие принцессы, Анна и Агнесса, девятнадцати и шестнадцати лет, были еще молоденькими девушками и не стремились ни к чему большему, чем быть прелестными, свежими, веселыми, хотя бедный народ Дижона уже пел дифирамбы Анне и с благоговением называл ее ангелом, сошедшим с небес.

Обе они приветствовали реверанс Катрин открытыми улыбками, проникшими в сердце молодой женщины.

– Так вот какова ваша жена, мессир Гарэн, – сказала герцогиня своим низким голосом. – Мы должны поздравить вас с вашим выбором. Она просто прелестна и все еще сохраняет скромность в манерах и туалетах, похвальную для такой молодой женщины. Подойдите сюда, моя дорогая…

Катрин с бьющимся сердцем подошла к креслу герцогини и опустилась на колени возле нее, скромно склонив голову. Маргарита улыбнулась, отмечая с одобрением детали туалета молодой женщины, особенно ее ожерелье, и взглянула в ее вспыхнувшее лицо. Она знала об особом внимании, которое ее сын оказывал этой женщине, и это ее не беспокоило. Для принца было вполне нормальным иметь любовницу, и хотя ее гордость была задета вначале перспективой предоставить такую честь девушке незнатного рода, все же она с одобрением отметила, что та обладала манерами и элегантностью настоящей дамы, а красота ее была несравненной.

– Мы будем рады считать вас нашей фрейлиной, – сказала она снисходительно. – Хранительница нашего гардероба, госпожа де Шатовилен, которой мы предоставим вас сегодня, объяснит вам ваши обязанности. А сейчас сделайте реверанс нашим дочерям и усаживайтесь на этот пуф у наших ног, рядом с мадемуазель де Вогриньез.

Она указала на девушку с заурядной внешностью, богато разодетую в голубую и серебряную парчу, невыгодно подчеркивающую желтизну ее лица. Девушка презрительно скривила губы, отодвигаясь от пуфа, предназначенного Катрин, что не укрылось от острых глаз герцогини.

– Мы желали бы, чтобы вы запомнили, – добавила она, не повышая голоса, но таким резким тоном, что девушка вспыхнула, – что родовитость – не единственная вещь, которая чего-то стоит в нашем грешном мире, и что наша благосклонность может легко ее заменить. Право принцесс возвысить скромных людей до любой степени, которая им угодна, так же как в их силах сровнять с землей надменность и заносчивость.

Мари де Вогриньез проглотила выговор и даже выдавила из себя улыбку в ответ на робкую улыбку Катрин.

Удовлетворенная тем, как она разрешила ситуацию, герцогиня повернулась к Гарэну.

– Можете оставить нас, мессир. Мы хотели бы обсудить с вашей молодой женой некоторые домашние и женские дела, которые не предназначены для мужских ушей.

Герцогиня родилась и воспитывалась в Голландии и впитала в себя добродетели голландских хозяек, их любовь к упорядоченности и домовитость. Она не считала ниже своего достоинства проявлять интерес к ведению дворцового хозяйства и следила за расходами на содержание двора, за кухнями и даже птичником. Она почти точно знала, сколько у нее простыней, сколько индюшек, и не переплачивает ли она за свечи. Она гордилась своими редкими животными. В бассейне в дворцовом парке вырос ее любимец дельфин, и герцогиня с нежностью заботилась о дикобразе, для которого она построила маленький домик под лестницей в Новой Башне. У нее также был огромный попугай, прелестный белый какаду с розовым хохолком, которого венецианский путешественник привез специально для нее с Молуккских островов. Как раз в этот момент вошел паж, неся великолепную, но в плохом настроении, птицу на золоченой жердочке, и это дало новую тему для беседы герцогини с Катрин. Катрин любовалась хохолком птицы с неподдельным восторгом, и в ответ на вопрос любопытной герцогини стала рассказывать о Гедеоне, чем завоевала сердце Маргариты. Герцогиня назвала птицу Камбре, в память о городке, где они с герцогом Жаном поженились. Она от души смеялась рассказу о злодеяниях Гедеона и об истории его изгнания в маленькую комнату мавританского доктора.

– Вы должны доставить к нам птицу вместе с ее хозяином, – сказала Маргарита. – Нам любопытно посмотреть как на одного, так и на другого. И быть может, этот язычник-доктор сможет что-нибудь сделать с нашими болезнями, которые поистине бесчисленны.