Любовь, только любовь

Всхлипывая, судорожно ловя ртом воздух, она пыталась восстановить дыхание. На секунду она закрыла глаза. Ее бешено стучащее сердце немного успокоилось. Изнутри поднималась теплая волна умиротворения, утешая душу. Когда она снова открыла глаза, перед ней стоял маленький доктор, важно глядя на нее из-под огромного тюрбана, похожего на гигантский пион. Катрин была поражена, увидев в его спокойном Взоре столько сочувствия и понимания.

– «Дорогу истинной любви мостят из плоти и крови, – тихо продекламировал он. – И если кто по ней пошел, то должен приподнять подол».

Девушка поспешно утерла слезу, скатившуюся у нее по щеке.

– Кто это сказал? – спросила она.

Абу-аль-Хайр пожал плечами и взялся за ручку двери. Он, вместе с тюрбаном, был на добрых полголовы ниже Катрин, но держался с таким достоинством, что казался невероятно высоким.

– Персидский поэт, который умер много лет назад, – ответил он; – его звали Хафиз, и он понимал, как устроены сердца мужчин. Женские сердца он знал гораздо хуже и часто страдал из – за этого. Но я вижу, молодая женщина, что в этот раз все поменялось местами, и страдаешь ты. Ты столкнулась с мужчиной, красивым и опасным, как толедский клинок, и вот ты истекаешь кровью… Я бы не поверил в это, клянусь Аллахом, ибо как только я увидел вас обоих, я подумал, что вам суждено составить одну из тех редких и благословенных пар, которых так мало на этом свете.

– Вы ошиблись, – сказала Катрин, – и я тоже. На какой-то миг я тоже поверила, что он полюбит меня. Но он ненавидит меня и презирает. Я не могу объяснить вам, за что. Он сказал, что никогда больше не захочет меня видеть.

Маленький доктор расхохотался, не обращая, внимания на негодующий взгляд Катрин, которая подумала, что он выбрал, мягко говоря, не самую подходящую минуту для веселья.

– Хафиз сказал так: «А те, кто пьяницу клянут и обвиняют в скверне, быть может. Господа почтут когда-нибудь в таверне». Он ненавидит тебя и желает. Чего еще надо? Если женщина разожгла в мужчине желание, она может быть уверена, что когда-нибудь встретит его снова. Ты должна понимать, что разгневанный мужчина позволяет своей речи, этой бешеной кобыле, мчаться, закусив «удила. Голоса бури внутри него кричат слишком громко, чтобы он мог услышать тихий голос разума. Ступай же к своему дяде, который начинает беспокоиться, и позволь мне заняться этим нелегким человеком. Я останусь с ним и буду сопровождать его к герцогу Бургундскому. Я попытаюсь выяснить, что же происходит в его упрямой голове. Иди с миром, молодая женщина.

Не произнеся больше ни слова, Абу-аль-Хайр поклонился Катрин и, подав знак своему слуге, стоявшему поодаль, как статуя из черного дерева, вошел в комнату.

Немного успокоившись, Катрин задумчиво направилась в свою спальню, в которой провела так мало времени, и стала приводить себя в порядок. Внизу, на дворе, Матье по-прежнему звал ее. Она перегнулась через перила галереи и крикнула:

– Одну минутку, дядюшка, я уже иду, – затем она вернулась в комнату. Через несколько минут, одетая в платье из тонкой коричневой шерсти и роскошный герцогский плащ поверх него, с косами, спрятанными под плотно облегающим шелковым капюшоном, придававшим ей сходство с юным монахом, она величественно сошла по лестнице во внутренний двор, сопровождаемая полурассерженным, полувосхищенным взором своего дяди и откровенно восторженным взглядом молодого Руссе. Бургундский капитан явно был счастлив снова увидеть девушку и подскочил, чтобы подать ей руку, когда она спускалась с последней ступеньки, и перевести через лужи, оставшиеся после грозы.

С отрешенной улыбкой Катрин протянула руку и подошла к Матье, который, подбоченясь, наблюдал за этой сценой. Его капюшон, по обыкновению, торчал дыбом.

– Доброе утро, дядюшка. Хорошо ли вы спали?

– Откуда ты взялась? – проворчал Матье, торопливо целуя подставленный племянницей лоб. – Я уже давно ищу тебя.

– Я пошла погулять, но трава была мокрая, и мне пришлось переодеться.

– Никак ты торопишься? Я-то думал, что ты беспокоишься о нашей вчерашней находке, что…

Катрин ответила ослепительной улыбкой и затем, возвысив голос настолько, чтобы, он смог донестись до того самого окна, раскрытого прямо над ее головой, ответила:

– Мы нашли для него доктора и больше ничем не можем помочь. Он уже не нуждается в нашем милосердии. Отправимся тотчас же, мне не терпится скорее очутиться дома.

Твердым шагом она направилась к уже оседланным и готовым к отбытию мулам. Она позволила Жаку де Руссе поддерживать ей стремя вместо старого Пьера, отблагодарив его улыбкой и ласковыми словами.

– Большое спасибо, мессир. Я признательна монсеньору Филиппу за то, что он прислал вас. Это – большая честь, а также удовольствие, поскольку это означает, что мы продолжим путь в вашем обществе.