Я же некоторое время не мог шевелиться, потрясенный тем, что произошло, придавленный чувством вины и злости. На себя, на нее, на эту бездну, что поглотила меня без остатка…
Но не смог удержаться. Не смог отстраниться.
Слишком сладко, жарко и шокирующе прекрасно оказалось это слияние…
И когда она обхватила мою шею и переплела ноги на спине, выдохнул её имя с просьбой о прощении и принялся двигаться, все глубже, быстрее, пронзительней, не оставив себе возможности остановиться или вздохнуть, вминая её в себя, желая раствориться самому…
И с громким стоном кончил, чувствуя, как снова сокращаются тугие мышцы вокруг члена, как стерва кричит и глушит свой крик, вцепившись зубами в мое плечо, как нас потряхивает от удовольствия в синхронном ритме…
Я падаю — хотя куда уже дальше — и в последний момент поворачиваюсь набок, прижимая ее к себе и скользя пальцами по мокрой от пота спине…Но вскоре Аррина отстраняется, откатывается в сторону и встает.
Я тоже поднялся и сел, сумев прошептать лишь: «Прости меня». Горло сдавило спазмом… Мне хотелось умолять её о прощении за собственные слова, намеки, оскорбления и действия. Но меня никто не хотел слушать.
Аррина взяла в распределителе, который был во всех залах для борьбы, влажную ткань, с брезгливым выражением лица обтерлась, а потом бросила ту в утилизатор, натянула комбинезон и молча пошла к выходу.
Этого я уже не выдержал.
— Подожди! — подлетел к ней. — Я должен объяснить… я виноват, но ты ведь тоже ни словом… Аррина! — прорычал.
Ноль внимания. Приложила ладонь к открывающей панели и только потом соизволила повернуть голову.
В безмятежном взгляде ничего нельзяпрочесть… Зато в её словах содержалось очень много.
— Мне не нужны твои объяснения. И я надеюсь ты… наелся. Так что не вздумай подходить ко мне или показывать, что мы с тобой вообще знакомы — не хочу портить свою репутацию общением с таким придурком.
Окатила меня презрением и ушла…
А я… Ошеломленно остался стоять, не обращая внимания ни на то, что голый, ни на то, что не дышу.
Что было потом я вспоминать не любил.
Никогда не чувствовал себя таким дерьмом… Пусть и не каждый поступок в моей жизни был благороден, но произошедшее… разрывало в клочья. И не потому, что я хотел казаться и быть лучше. А потому что я обидел того, кто оказался мне… дорог. Очень.
Но первое время я даже с определенным смирением принимал ту черноту, что заливала мою душу и пытала тело. Стражи верили в плату обстоятельствами. И в качестве таковой я согласился принять от судьбы одиночество.
Вот только за льдом и мраком было совсем не холодно. И мое наваждение, потребность в одной маленькой стерве, что игнорировала мое присутствие, никуда не делись, а стали еще сильнее, потому что я уже знал, каково это — быть с ней. И стоило ей войти в одно пространство со мной — а это случалось довольно часто, — как я превращался в окаменевший спутник, притянутый к себе силой большего небесного тела.
Никто ничего не замечал… Потому что я ничего не показывал. Подавлял. Язвил или уходил… В общем, вел себя как обычно. Единственное, что мои приятели и однокурсники уловили, так это паршивое настроение. И испытали его на себе. Но что происходило со мной на самом деле… Она ведь чувствовала это. Не понимал, как, но чувствовала. И ей было плевать… Как и на мои неоднократные попытки извиниться. Помочь в обучении. Хитроумные маневры, благодаря которым её задевали меньше, чем остальную сырню.
Я начал закипать.
Бездна, ведь не мог ни о чем думать, кроме как о ней и о том, как мне хочется, чтобы она… да хотя бы ненавидела меня и желала убить, а не оставалась равнодушной! Она же…
Для нее я стал пустым местом.
А сам с каждым днем приближался к грани.
И не знаю, сколько бы жертв принес взрыв, если бы не один рейд…
Рейды — так их называли в Академии — представляли собой вылеты в ближний космос на звездолетах низшего класса с простыми заданиями, даже загадками. Конечно, и речи не было о переходе в подпространство или о гравитационных парусах, но сложностей хватало.
Особенно, если в полет под руководством назначенных капитанов отправлялась восторженная сырня, с определенной периодичностью их засовывали в звездолеты «в помощь» капитану и второму пилоту. Помнится, как-то раз такая помощь закончилась тем, что экипаж одного из четверокурсников вынужден был «отдыхать» без связи и почти без воздуха на дальнем астероиде.
Так что когда в мой «валик», как мы называли учебные околопланетные посудины, зашла троица первокурсников, я только скрипнул зубами… И задохнулся, увидев, кто именно отправится в полет на спутник Дилипа, чтобы найти зашифрованную пока цель и достать специальный маячок…
Широко улыбающаяся парочка, уже тянувшая свои руки к рычагам взлета и… Аррина, глядевшая на всех с достойным раздражения равнодушием.
Я потребовал внимания и осторожности от экипажа и начал стандартный инструктаж, стараясь не смотреть на нее, такую… невероятную в черном, текучем скафандре, который, кажется, даже обрисовал её соски.
Какой идиот придумал эту форму? И почему я никогда не замечал, насколько та облегает?