Любовь шевалье

— Перед казармой — будка привратника, а по другую сторону от будки — второе здание, ничем не отличающееся от дома, в котором живут стражники.

— И что же в этом втором здании?

— Там — комнаты десятка дворян из свиты герцога де Монморанси.

— Значит, двадцать пять охранников и десять дворян… всего — тридцать пять человек.

— Правильно, однако это еще не все. Вы не знаете самого важного!

— Что, еще одно небольшое войско?

— Хуже! Во дворце обосновались сейчас оба Пардальяна — отец и сын, — дрожащим голосом проговорил Жилло.

— Ну и что, идиот?

— А то, милый дядюшка, что эта чертова парочка опаснее двадцати пяти стражников и десяти приближенных герцога вместе взятых.

— Возможно, так и есть… А где комнаты отца и сына?

— Сейчас расскажу, дядюшка. На втором этаже того дома, который занимают дворяне, — каморки слуг. Их там десятка полтора. Между казармой и этим зданием — квадратная площадка, вымощенная булыжником. С третьей стороны ее замыкает одна из стен самого особняка Монморанси, в котором располагаются апартаменты маршала. Из других строений в особняк попасть нельзя. А за герцогским дворцом разбит большой парк.

— Ясно. И кто же обитает во дворце?

— Во-первых, герцог. Далее — в покоях, окна которых выходят в парк, живут две женщины. А по соседству — спальни Пардальянов.

Маршал де Данвиль прекрасно ориентировался во дворце Монморанси и из наброска Жилло не узнал ничего нового. Но парень установил, где теперь находятся солдаты, что было весьма немаловажно.

Дядя Жиль благосклонно похвалил племянника, однако строго заметил:

— Имей в виду, нам должно быть известно все, что делается в особняке герцога. Устрой так, чтобы бывать у меня раза два в неделю.

— Уже устроил! — с притворной скромностью потупился Жилло.

— Каким образом? Признавайся!

— Да ради Бога! Пардальян думает, что я бегаю сюда следить за вами. Мне удалось уверить его в этом.

Радостное изумление Жиля не поддается описанию.

— Мальчик мой, отныне я не буду звать тебя дураком! Еще немного усилий — и сокровища твои!

Жилло отбыл из дворца маршала де Данвиля в приподнятом настроении: он не сомневался, что скоро завладеет богатствами дядюшки.

— Но что же мне наврать Пардальяну? — соображал он по пути к особняку Монморанси.

Внезапно ему в голову пришла блестящая идея:

«Мне посулили целое состояние за то, что я буду докладывать о делах, творящихся в доме маршала де Монморанси; так почему бы мне не заработать и на новостях из дворца Данвиля?!»

Двойному изменнику вдвойне и платят. Вот Жилло и решил следить за дядюшкой и сообщать обо всем Пардальяну, подглядывая в то же время за Пардальяном и отчитываясь перед дядей. Тогда, прикинул Жилло, он выручит в два раза больше.

Явившись во дворец Монморанси, юный негодяй поспешил к Пардальяну и выпалил:

— Сударь, я принес вам добрые вести. Мне удалось встретиться с Жаннеттой — и теперь я не сомневаюсь, что со дня на день сумею рассказать вам немало занятных вещей.

«Да, этот парень — просто клад!» — удовлетворенно улыбнулся ветеран.

Глава 9 МОНАХ

В те дни, о которых мы ведем речь, святой отец Панигарола, знаменитый своей ненавистью к гугенотам, уже не выступал с пламенными проповедями. Прекратились и его ночные бдения на улицах столицы, которые он оглашал раньше печальными призывами молиться за умерших. В какие же думы был теперь погружен этот человек? Что собирался делать?

Через два дня после погребения Жанны д'Альбре (церемония поразила зевак истинно королевским размахом), поздним вечером к обители кармелитов на улице Барре подъехал неприметный экипаж. Из него вышли две дамы в черных платьях. Монах, исполнявший обязанности привратника, осведомился, что привело сюда посетительниц. Более молодая дама объяснила, что желает видеть настоятеля монастыря. Потрясенный инок, призывая в свидетели Господа, указал на недопустимость подобной настойчивости по отношению к самому отцу-настоятелю. Тогда женщина постарше вынула какую-то бумагу и вручила монаху.

— Передайте это преподобному отцу, — распорядилась она, — и не медлите, иначе вам придется плохо!

Голос дамы звучал столь повелительно, что устрашенный привратник немедленно кинулся выполнять ее приказ. Видимо, она была весьма знатной особой, поскольку настоятель, быстро прочитав доставленное ему послание, сильно побледнел и заторопился в комнату, служившую приемной.

Не блиставший умом привратник был поражен, увидев, как отец-настоятель низко поклонился женщине в темной одежде. И уж совершенно обомлел монах, когда настоятель, тихо побеседовав с дамой в черном, допустил немыслимое нарушение монастырского устава: он провел гостью в обитель и по длинным переходам зашагал с ней к кельям иноков. Вторая посетительница опустилась на стул в приемной.

Настоятель покинул женщину у двери кельи, в которой жил Панигарола.

— Это здесь, — сказал почтенный старец перед тем, как поспешить прочь.

Дама в черном вплыла в келью. Взглянув на нее, Панигарола вскочил, гостья же подняла вуаль.

— Ваше Величество! — пробормотал ошеломленный проповедник.

Он и правда видел перед собой Екатерину Медичи.