Любовь с чистого листа

— Я биржевый аналитик, — отвечает он, будто я знаю, кто это.

— А специализация?

Покачав головой, он отвечает:

— Построение математических моделей для инвестиций. Прогнозирование рисков, числа, коды. Понимаете, к чему я?

Не понимаю я, к чему он. На словах о математических моделях я вспомнила, как в десятом классе на уроке геометрии учитель смастерил нам куб из коктейльных трубочек и пластилина. Вряд ли Рид этим на работе занимается.

— Да, понимаю, — говорю я. Забавный факт: то же самое я ответила когда-то мистеру Местеллеру на вопрос, поняла ли урок с трубочками и пластилином. По геометрии у меня была двойка.

Тишина затянулась. Так кажется, хотя в действительности прошло всего несколько секунд. Программа между нами — словно надгробие. Надпись совершенно не жизнелюбиво гласит: «На этом месте покоится все, ради чего ты работала столько лет. Оно погибло от твоей вздорной, лезущей не в свое дело руки».

Я делаю вдох через нос перед тем, как сказать:

— Сожалею о вашем разводе.

— Развода и не было. Я не… Мы даже не поженились.

Если раньше я думала, что меня вырвет в мусорную корзину, то теперь я сама готова отправиться туда на правах отброса, которым и являюсь.

— Мне так…

— Дело не в послании, — перебивает он, схватив программу за уголок, а затем убрав руки назад в карманы и отступив. — То есть не только в нем.

Интересно, поместится ли со мной в мусорку одеяло? Подушки-то я определенно не заслуживаю.

— И все равно я бы хотел узнать. Узнать, как вы это поняли.

Он смотрит на меня с каменным лицом и печальным взглядом. Можно придумать множество ответов. Например, что я имела в виду себя, что оформлять свадьбы для меня всегда ошибка; просто это привычка, иногда я даже не осознаю, что снова взялась за такой проект; я не ожидала, что все так обернется, вы с Эйвери были хорошей парой.

Могу представить, чем это закончится. Он не так-то прост и сразу бы понял, что половина из сказанного — неправда. Однако он слишком сдержан, слишком воспитан, чтобы давить, и пусть я не выгляжу столь же воспитанной и сдержанной, все же. Все же я знаю, чем это закончится. И знаю, насколько легко умолчать самое важное. По напряженной челюсти — даже уши приподнялись — ясно, что, не получив ответа, Рид за ним не вернется, он лишь кивнет (явно неодобрительно) и уйдет из магазина. А я закрою смену и пойду домой. Переступлю порог квартиры и скажу Сибби: «Не поверишь, что сегодня случилось…»

Нет, не так. Я ничего ей не скажу, ведь Сибби едва ли понимает, что я существую не только ради половины оплаты за квартиру и счетчики. Я просто солгу Риду, и он уйдет, а я буду смотреть на М-А-Й, пока в глазах не помутнеет, в беспокойстве за свои вздорные руки, приближающийся дедлайн и полное отсутствие вдохновения. Подожду здесь, пока не придет время Сибби ложиться спать, затем пойду домой, подавленная, как до встречи с Ридом. Буду загонять себя в личный и профессиональный кризис, думая, что, МОЖЕТ быть, Рид расскажет кому-то о том, что я натворила.

Нет — я расцеплю руки и возьму программу. Вряд ли я сейчас могу посмотреть ему в глаза, поэтому гляжу вниз, на буквы — на те, что он увидел. На шифр, на код. На ошибку.

— Давайте я угощу вас кофе и мы поговорим об этом?

♥ ♥ ♥

Мы идем в уютный эспресс-бар на углу Пятой авеню и Беркли. Поближе есть еще один, в полутора кварталах от магазина, но он раньше закрывается, к тому же я нередко вижу там своих клиентов. Неловкая прогулка в пару кварталов стоит того, чтобы наш с Ридом разговор не коснулся лишних ушей.

Она, конечно, оказалась куда более неловкой, чем я рассчитывала, — мы все время молчали, за исключением того момента, когда я закрыла магазин и посильнее запахнула кардиган от холодного воздуха этой затянувшейся зимы. Рид кашлянул и сказал:

— Отдать вам пиджак? — в этом даже недовольства не было, только автоматизм, как и в его воспитанном «Добром вечере». Я так удивилась, что резко ответила:

— Не надо со мной любезничать. — Он снова кивнул, и мы направились в кофейню, даже не смотря друг на друга.

А там он открыл передо мной дверь.

За столиком Рид все такой же скованный: спина прямая, плечи (все еще очень красивые) расправлены, локти прижаты к туловищу. Не дай бог он поставит их на стол, как обычный человек. В нем все еще чувствуется некая неприязнь — как будто все вокруг у него вызывает подозрение. Рид рассматривал тяжелые стеклянные банки с бискотти, ужасно большим печеньем и шоколадными шариками в кокосовой обсыпке так, будто это выставка самых отвратительных мертвых насекомых, приколотых на булавочки только для того, чтобы его выбесить. Когда я спросила, какой кофе он хочет, он ответил: «Поздновато для кофе» («поздновато»!) — и заказал травяной чай.

Мы тут словно «Антологию драмы» косплеим. Не успеваю я отпить от своего кортадо (выбор неудачный; я не смогу заснуть, но что мне остается делать после этого «поздновато»?), как Рид произносит:

— До города ехать не близко. — Бессмысленное начало разговора на первый взгляд, но затем я поняла, что это намек поторопиться и все объяснить.