Любовь с чистого листа

И написано оно от руки.

«Дорогая Мэг», — пишет он. На секунду мой взгляд задерживается на этих словах. Вопреки моим ожиданиям в духе «Антологии драмы», Рид пишет вовсе не курсивом из XVIII века. Его почерк, как и у многих сегодня, представляет собой полупечатный, полупрописной стиль — «М» в моем имени не соприкасается с «е», но «е» плавной линией перетекает в «г». Буквы расположены близко друг к другу, но между словами места довольно много — одинаковые большие интервалы напоминают расслабившуюся челюсть Рида, когда мы только вышли из ограждающего тротуар тоннеля.

Черные чернила. Большая сила нажатия. Низкие буквы с наклоном вправо. Еле сдерживаюсь, чтобы не провести по ним пальцем. Заставляю себя читать.

Дорогая Мэг, прошу прощения за все те вопросы, которые задал тебе в среду. Уверен, ты заметила, что я не самый опытный собеседник, и я очень нервничал. Решил положиться на те темы в разговоре, которые могу поддержать. По крайней мере, больше, чем разговор об искусстве. Нет оправдания тому, насколько плохой компанией я для тебя оказался.

Вчера утром я вернулся к зданию, у которого мы попали под дождь. Ранним утром там все по-другому, но ты ведь и так это знаешь.

Шум машин, шум стройки, людские голоса — все это есть, но гораздо тише, так что я назначил неверное время. Освещение было не самым лучшим, а букв все еще не видно из-за строительных лесов, но после работы я поехал кое-куда и увидел то, что прилагаю к письму. Надеюсь, это поможет.

Как бы то ни было, я с удовольствием посмотрел, как ты работаешь. Желаю успехов.

Рид Сазерленд.

Я долго всматриваюсь в написанное, не обращая внимания на вложение. Я не пытаюсь найти шифр, потому что знаю: Рид его не оставил. Если он спрашивает, значит, хочет узнать ответ. Если говорит, значит, хочет сказать. Если посылает письмо, значит, хочет что-то сообщить.

А я перечитываю лишь некоторые фразы: те, что вызывают во мне желание согласиться, ответить или спросить. «…я очень нервничал», — читаю я и хочу ответить: я тоже. «Нет оправдания», — а я думаю: его нет, но я прощаю тебя. «Ранним утром», — и сразу хочется спросить: во сколько же ты встаешь? Во сколько тебе надо быть на твоей странной счетоводской работе? «Я с удовольствием посмотрел». Мне нравится это слово — с удовольствием. Как будто скромно и вежливо, но на деле глубоко и экспрессивно. В голове я вижу слово таким, каким, мне кажется, оно должно быть. Маленькие, но крепкие «у» и «м». Как держатели книг или руки, поддерживающие нечто худое и высокое, но хрупкое и совсем молодое. Как олененок на тонких ногах. Д-О-В-О-Л-Ь-С-Т-В-И-Е.

К письму вложена фотография или ксерокопия, но по ней ясно, что оригинал черно-белый. В правом нижнем углу виднеется кусочек этикетки, видимо, попавшей в ксерокс — надпись ЙПБ, перед которой должна, по идее, стоять Н. Фотоархив Нью-Йоркской публичной библиотеки. Вот куда Рид ездил после работы. В библиотеку.

На фотографии торжественное перерезание ленточки. Точнее, минуты до этого: большие ножницы, широкие улыбки, мужчины в черных костюмах стоят перед длинной тонкой полоской ткани. За ними располагается новая версия здания, которое всего несколько дней назад закрыли строительными лесами. Но если поднять взгляд, чуть выше и совсем наверх, ее можно рассмотреть. В левом верхнем углу. Три четверти вывески, которую мы пытались разглядеть. Не свежая надпись, но далеко не старая. Четкая и яркая, пусть и не полностью, но я вижу достаточно, что не удалось рассмотреть. Надпись, которую я так старалась рассмотреть, принадлежит бренду мужской одежды. Я о таком не слышала, но исходя из надписи, могу примерно представить стиль: верхние выносные элементы практически совпадают с высотой заглавных букв, размашистые соединительные штрихи все же остаются в пределах границ. Строгость, элегантность и стремление к совершенству.

Под надписью есть еще одна, почти выцветшая — на прогулке я ее даже не заметила. Скромные узкие заглавные буквы. Прочитав, почти сразу же улыбаюсь, а Рид, наверное, наоборот, нахмурился.

Интересно, что эта строка для него значит. Она гласит В СТИЛЕ НЬЮ-ЙОРКА.