Любовь — последний мост

— «Инструментал Метеоролоджикал Кондишн», — Вильмс приподнял указку. — Полет сквозь плотную облачность с помощью навигационных приборов. — Он снова указал на карту. — С севера подлетал «Боинг-747» из Нью-Йорка с тремястами тридцатью семью пассажирами и восемью членами экипажа на борту. Над Атлантикой он шел на высоте сорок одна тысяча футов, это примерно тринадцать километров. Когда они подлетели к Европе, диспетчеры Рейнского воздушного контроля перевели их пониже. По данным на мониторах мюнхенских авиадиспетчеров «боинг» пролетал севернее Ингольштадта, то есть непосредственно перед посадкой в Мюнхене, по воздушному коридору Ф150, то есть на высоте пятнадцать тысяч футов. А аэробус, летевший по коридору «Эмбер-1-2» в северном направлении как бы ему навстречу, шел на высоте в четырнадцать тысяч футов, если вы помните…

Хольгер Ниманд кивнул.

— Это значит, что между обоими самолетами был интервал вертикального эшелонирования — в данном случае тысяча футов, то есть примерно триста метров, не так ли? — Ниманд опять кивнул. Он снова указал в сторону карты, которую проектор высвечивал на стене зала. — И тем не менее столкновение произошло!

Наступила тишина, прерванная шумом и свистом двигателя взлетавшего самолета.

— Да, и чем же вы эту катастрофу объясняете? — спросил Вильмс, когда шум утих. — Либо аэробус летел на тысячу футов выше, чем требовалось, либо «боинг» на тысячу футов ниже. Причем при постоянном радарном наблюдении. Как это могло случиться?

— Есть вещи необъяснимые. И страшные, — вступил в обсуждение представитель «Боинг». — На месте падения самолетов мы нашли «черные ящики» обеих машин. Совместно с сотрудниками федерального криминального ведомства и экспертами из агентства страхования на авиатранспорте мы провели анализ полетных и голосовых кассет.

— Пожалуйста, объясните присутствующим, что такое полетные и голосовые кассеты, — предложил Вильмс.

— С удовольствием, — Хилл встал со стула. — Кассета бортовой системы регистрации полетных данных записывает все важные для полета показатели приборов. А голосовая кассета записывает все разговоры в кабине пилота — в продолжении тридцати минут. Затем записанное стирается, и запись начинается сначала. На кассетах были записаны абсолютно нормальные переговоры с контрольным пунктом Мюнхена, нет ни малейшего, повторяю, — ни малейшего намека на то, что в одной из машин произошло что-то из ряда вон выходящее, — причем до самого момента столкновения.

— Но как это может быть? — удивился Карлсон. — Машины летели в плотных облаках. Пилоты ориентировались только на показания навигационных приборов. Однако даже в этом случае, на кассете должны быть слышны возбужденные голоса или крики пилотов!

— Однако ничего этого не было, — говорит Хилл. — Никаких криков, никаких возгласов — ничего!

— И вот что пугает больше всего, — сказал представитель «Аэробус Индастриз», француз Пьер Аллонж, летчик, и сейчас одетый в форму пилота. — Самое страшное: на экранах мониторов авиадиспетчеров появлялись — вплоть до самого столкновения — данные о заданных коридорах обеих машин. Ф140 и Ф150, то есть коридоры на высоте четырнадцати и пятнадцати тысяч футов. Вот почему авиадиспетчеры считали, и не могли не считать, что самолет, идущий в Копенгаген, и тот, что должен приземлиться в Мюнхене, летят по коридорам соответственно в четырнадцать и пятнадцать тысяч футов высоты, направляясь на север и, соответственно, на юг — пока не пришло сообщение о катастрофе…

— Немыслимо! Фантастика! Как это могло быть! — послышалось со всех сторон.

— Я еще не закончил, господин прокурор, — сказал Аллонж, который бегло говорил по-немецки с эльзасским акцентом. — Вот что поражает особенно: во время любого полета — любого! — от момента взлета до самого приземления все, что происходит в самолете, — абсолютно все! — записывается на специальные диски. На них мы тоже не нашли ни малейших следов какого-то чрезвычайного, из ряда вон выходящего события, не было никакой навигационной ошибки, и даже сам факт столкновения не зафиксирован.

Ниманд сокрушенно покачал головой.