Слово «семья» или что-то очень похожее в их языке присутствовало, и это противоречие: семья есть, жены нет, меня интриговало. Идея спросить у Наарри казалась мне хорошей – вряд ли он будет дразнить меня, что-то скрывая, как киару. Однако этот инопланетянин отреагировал еще более странно. Напряженным молчанием, и когда я повернулась взглянуть на него, увидела, что он как-то даже немного покраснел.
– Простите, Мария Романова, – наконец выдал он возмущенно. – Но я вынужден вам отказать!
И вид почти оскорбленный принял, словно бы я ему что-то неподобающее предложила. Раздеться там, или еще что…
Ладно, спрошу потом у Айрдана. Он-то о своей семье, по крайней мере о детях, вполне нормально рассказывал. И вообще, производит впечатление адекватного почти человека, в отличие от некоторых, – не удержавшись, мстительно подумала я, следуя за Наарри в медотсек. Нет, я догадываюсь, что дело, наверное, в разнице менталитетов, традиций и понятий, но мог бы и поспокойнее реагировать. А то прямо такое впечатление, что я не киару, а этого вот шуганного инопланетянина домогалась…
Наарри избегал теперь лишний раз на меня взглянуть, не то что заговорить. Вот чудной, честное слово. И даже на медкапсулу показал мне жестом. И после того, как я оттуда вылезла, тоже ничего не сказал. В итоге хоть я ничего плохого не имела в виду и за собой, соответственно, не признавала, мне жутко захотелось извиниться, но я удержалась – лучше сначала выясню у киару, что это за цирк.
– Вы не подскажете, где сейчас киару? – все же рискнула спросить у Наарри, получив в ответ лишь судорожное пожимание плечами. Усилием воли запретила себе обижаться, и вертеть пальцем у виска, показывая, что я думаю о таком поведении, тоже не стала.
Просто отправилась в каюту к киару, которая немало меня удивила – гостеприимно передо мной распахнулась, словно моя собственная, хотя самого Айрдана там не было. Если он не прятался в шкафу, разумеется – по шкафам я шарить не стала, а вот в ванную комнату заглянула – благо дверь была открыта. Никого.
И что же это значит? Попробовала выйти – дверь снова услужливо открылась, не в пример моему предыдущему посещению. С трудом поборола желание поэкспериментировать и попробовать войти в соседнюю каюту, не знаю, кому она принадлежит, но не входить же просто для того, чтобы убедиться, что это глобальный сбой на всем корабле, вызванный, вероятно, моей мутацией от этого их вируса, или просто какой-нибудь звездной радиацией. Ведь не мог же киару целенаправленно открыть мне доступ в свою каюту? Не мог. Вот. Я и говорю – сбой. Но, тем не менее, ждать под дверью все же не буду – в кресле куда комфортнее.
Хозяин каюты не заставил себя долго ждать… и ничуть не удивился моему присутствию. У него тут тоже камеры, что ли?
– Мария? – вопросительный взгляд и два шага от двери ко мне. А нет, не ко мне. К шкафу. Достает оттуда какие-то бумажки и делает шаг теперь уже точно ко мне.
– Айрдан? – невольно отзеркалила я.
– Возьмите, – протягивает листы, – вы можете их оставить себе.
Мои наброски… честно говоря, я уже и думать о них забыла, была уверена, что киару их сжег. Или съел. В общем, уничтожил самым тщательным образом. Ан нет.
– Что сказал Наарри? – спросил Айрдан, когда я молча забрала у него рисунки и задумчиво на них уставилась. Все же хорошо у меня тогда получилось. Очень похоже и как-то очень характерно. Редко когда так получается. По крайней мере, у меня.
– Ничего, – вздохнула, откладывая листы, и решила признаться сразу. – Я спросила его о семье, и он теперь со мной вообще не разговаривает.
Я пристально следила за реакцией собеседника, ибо успела уже проникнуться предполагаемой серьезностью своего проступка, но киару не ужаснулся, он развеселился.
– Мария Романова, – сказал он, улыбаясь, – это моя вина. – И я мысленно с ним сразу же согласилась, а он продолжил. – Я должен вам немного рассказать о наших обычаях.
Да-да, подумала я, еле сдерживаясь, чтобы не закивать. Особенно про тот, с правами на поцелуи, пожалуйста. А то неясно, это право в одну сторону действует, или мне тоже можно? Нет-нет, ничего такого, просто я за равноправие и отсутствие расовой дискриминации.
– Мы очень трепетно относимся к информации, – сказал киару, присаживаясь почему-то не в кресло напротив, где нас разделял бы хоть небольшой, но стол, а на край этого самого стола и оказываясь таким образом слишком близко. – С одной стороны, есть принцип полной информации, в соответствии с которым каждый имеет право знать то, что к нему относится и затрагивает интересы. С другой… все, что не относится к тебе, спрашивать неприлично. Когда вы спросили Наарри про семью – полагаю, вами ведь двигало простое любопытство? – он воспринял это так, что вы хотите войти в эту самую семью, ведь иначе вам не должно быть до этого никакого дела.
– А когда я спрашивала вас про детей, вы решили, что я прошу меня удочерить? – буркнула я, ощущая себя на редкость по-дурацки. В семью этого странного Наарри мне абсолютно точно не хотелось, но все равно как-то досадно, что он так рьяно против.