— Я поняла, как сильно в тебе обманулась, — тихо сказала она, уткнувшись носом в мужскую шею. — Ты ведь не такой, каким кажешься.
— А какой я, Насть?
Дима запустил обе руки в её волосы и стал массировать — осторожно, бережно и в то же время с усилием, расслабляя и успокаивая. Настя запрокинула голову, повинуясь его движениям, открывая доступ к тонкой, пока не загорелой шее, слабо видневшейся в темноте.
И он воспользовался этим.
Одна рука соскользнула с затылка, большим пальцем он очертил правую часть её лица, затем провёл по шее, ключице, охватил плечо, лаская уже не одним только пальцем, рукой. Бретелька сарафана соскользнула вниз, к локтю…
— Стоп! — Настя не ожидала от себя такой твёрдости. Его прикосновения сводили с ума и не способствовали какой–либо мыслительной деятельности, но она знала, чем это всё может закончиться. Из сна.
— Если ты думаешь, что я взял бы тебя здесь, ты сильно ошибаешься, — несмотря на смысл слов, голос парня звучал очень хрипло. Дима прочистил горло и продолжил: — Это так, предварительные ласки, немного тебя отвлечь и поддразнить. Но вообще лучше пойдём к нашим, поговорить можно и в пути.
Настя твёрдо вознамерилась ничего ему не говорить, но потерпела сокрушительное поражение.
— Блин, ну как ты это делаешь? Как, Дим? Я вообще уже ничего не понимаю! — призналась она, сообразив, что выболтала ему всё на свете против собственного же решения.
— Это всё шахматы, — огорошил ответом парень.
— Шахматы? Какие, на фиг, шахматы? При чём здесь они? — Настя разозлилась. Они говорили о серьёзных вещах, а Дима снова всё перевёл в какое–то совершенно не имеющее отношение к теме русло.
— Не ругайся, я всё объясню. Но не надо, пожалуйста, рассказывать об этом всем остальным, хорошо? Это вроде как секрет. Обещаешь?
— Да!
— Ну, ты ведь по–любому слышала, что игра в шахматы — штука весьма полезная и всё такое? — начал издалека, как показалось Насте, Дима. Она кивнула. — Так вот, это действительно так. Работают оба полушария мозга, тренируются и наблюдательность, и концентрация внимания, учишься строить многоходовые комбинации, прогнозировать и предугадывать развитие событий, и ещё многое–многое. Если грамотно подойти к делу, не зацикливаться только на шахматах, а научиться использовать это и в обычной жизни, многое становится… э… Как бы это сказать? Проще, что ли?
— Обалдеть. Вот тебе и очкарик, шахматист хренов. А манипуляции?
— Ну, это у меня, видимо, в характере. — Дима пожал плечами. — У меня замечательный пример перед глазами — мама. Она из папы просто верёвки вьёт, хотя с виду и не скажешь. Его друзья твёрдо уверены, что в нашей семье тотальная диктатура, а мама едва ли не на цыпочках ходит. Не знаю почему, но маме нравится строить из себя послушную жену, если не сказать — покорную. Папу это смешит, но он с ней не спорит по мелочам, считает, что не мужское это дело — мешать женщине развлекаться.
— Я так и подумала, что ты всё это делаешь абсолютно сознательно.
— Не всегда. Даже наоборот, это как–то на автомате происходит.
— Когда мы ехали на Новый год к твоим друзьям, я ещё тогда думала, как так выходит, что я всегда, ну, или почти всегда, поступаю так, как ты хочешь. Но списала на твоё умение обращаться с женщинами и моё тогдашнее расклеенное состояние, — призналась Настя.
— Если бы ты всегда поступала так, как я хочу, это было бы просто восхитительно. — Димка мечтательно вздохнул. В любовной сфере шахматные навыки помогали пока не очень, но помогали, особенно в последние сутки.
— Раздевалась по команде и исполняла твои самые изысканные, извращённые и тёмные желания? — медовым голосочком пропела Настя, нарочно дразня и соблазняя.
В неё определённо вселился бес, решила про себя девушка. Она говорила и творила такое, о чём раньше стеснялась даже думать. Нет, с Димкой, конечно, они довольно часто устраивали пикировки, но раньше она так сильно не нарывалась. Голос разума подсказывал — она это делает специально, желая вывести его из себя, спровоцировать на бешеную страсть, подобную той, что охватила их в самолёте. Но она отмахивалась от подобных компрометирующих её мыслей, не желая принять очевидное.
— Не только. Но для начала готов и на твои условия.
Дима поднял строптивицу на руки, и Настя подумала, что вот сейчас он её поцелует, но он понёс ее в сторону дороги и как ни в чём не бывало, будто они беседовали о погоде, а не о неприличных желаниях, сказал:
— Надевай обувку, мы уже почти на месте.
— Как здесь воняет! Буэ, — скривилась Настя, и Дима поспешил пройти вперёд, подальше от зловонной канализации, но не прокомментировать не смог:
— Ты не беременна? Что–то на запахи реагируешь сильно.
— От кого? От святого духа? Оч смешно!
— Ну мало ли. Хотя да, воняет здесь знатно. Ну, идём?