Любовь под вязами (Eugene O'Neill. Desire Under the Elms)

Симеон и Питер продолжают в изумлении смотреть на Эбина. (Как ни в чем не бывало.) Ужин готов.

Симеон и Питер (вместе). Эх-эх!

Эбин (глядя на закат). До чего красиво, господи!

Симеон и Питер (вместе). Золото — там. На Западе.

Эбин. Где — там?

Симеон и Питер (вместе). В Калифорнии!

Эбин. Ха! (Смотрит на них отсутствующим взглядом, затем медленно.) Ну ладно. Ужин стынет. (Скрывается на кухне.) Симеон (облизывая пересохшие губы). Я голоден.

Питер. Копченой свининой пахнет.

Симеон. Свинина — это хорошо.

Питер. Свинина есть свинина!

Они идут, задевая друг друга, плечо к плечу, как два вола, которые торопятся в хлев — к отдыху и корму. Огибают дом справа и скрываются; слышен скрип открываемой двери.

Картина вторая

Гаснет закат, наступают сумерки.

Видна кухня, посередине стол, сколоченный из сосновых досок, на нем три тарелки, свеча, буханка хлеба и кувшин с водой. Четыре грубых деревянных стула. В правом дальнем углу плита, в центре задней стены плакат, на котором изображен корабль и напечатано крупным шрифтом: "Калифорния". Посуда развешена на гвоздях, вбитых в стену. Чисто, прибрано, но чистота эта — казарменная, не домашняя, здесь не чувствуется женской руки.

Симеон и Питер, протиснувшись на кухню, грузно опускаются на стулья. Эбин берет с плиты отварной картофель со свининой, ставит на стол и присоединяется к ним. Все трое едят, не произнося ни слова. Симеон и Питер — торопливо, как звери, Эбин — нехотя, без аппетита, изредка бросая на них неприязненные взгляды.

Симеон (неожиданно обращается к Эбину). Послушай! Ты не должен о нем так говорить.

Питер. Ты несправедлив.

Эбин. Что говорить?

Симеон. Ну молиться, чтобы он умер.

Эбин. А вы разве не молитесь?

Молчание.

Питер. Послушай! Он наш отец.

Эбин (яростно). Но не мой!

Симеон. Вот ты — разве ты разрешил бы говорить о твоей матери такое, а?

Грубо ухмыляются.

Эбин (побледнев). С ним у меня нет ничего общего, а у него — со мной.

Питер. Подожди, доживешь до его лет.

Эбин. Я — в маму! Каждой каплей крови.

Симеон и Питер смотрят на Эбина с равнодушным любопытством.

Питер (как бы вспоминая). Слов нет, она была добрая и ко мне и к Симу. Она была доброй мачехой.

Симеон. Она была добра ко всем.

Эбин (встает и в смущении неловко кланяется каждому из них). Спасибо на добром слове. Большое спасибо. (Садится.)

Питер (после молчания). Она и к нему была добра.

Эбин (резко). И в знак признательности он убил ее!

Симеон (философски). Никто никого не убивает. Убивают обстоятельства. Вот кто!

Эбин. Старик загнал ее до смерти.

Питер. Он и себя загоняет до смерти. И меня, и Сима, и тебя. Но все мы, как видишь, живы. Еще.

Симеон. Его что-то толкает на это.

Эбин. Когда-нибудь он ответит мне за все! (Усмехнувшись.) Интересно, что же это за загадочное "что-то", которое толкает его?

Симеон. Понять трудно.

Эбин. Может, его толкает то же, что вас толкает в Калифорнию?

Симеон и Питер смотрят на него с удивлением.

Но никуда-то вы не уедете! Ни за каким золотом!

Питер. Кто знает!

Эбин. Где вы денег-то на дорогу достанете?

Питер. Мы можем и пешком. Если сложить все, что мы на этой ферме отшагали, до луны хватило бы!

Эбин. Вы не пройдете и половины пути, как индейцы с вас скальпы снимут.

Симеон (с мрачным юмором). Да мы сами с любого снимем!

Эбин (упрямо). Никуда вы не уедете, ждать будете, пока он умрет, чтобы получить свою долю.