– Нет, такой вариант нас не устраивает. Подберёмся к тебе с другой стороны. Пока продолжим допрос. Скажи, как ты расставался со своей бывшей женой: полюбовно или с шумным скандалом?
– А какое вы имеете право вмешиваться в мою личную жизнь?
– А вот тут ты, Воронов, ошибаешься! Это когда ты на свободе ходишь, твои семейные дела и повадки неприкосновенны. Но если к нам сюда попал, то, извини, нас всё о тебе интересует. Давай, рассказывай о своих отношениях с супругой. Мы у неё уже выяснили подробности, как ты скандалил, ругался матом и обещал отомстить.
– Поглядел бы я на ваше поведение в момент, когда жена объявляет об уходе к другому мужчине.
– Значит, признаёшь своё неадекватное поведение. Так и запишем, что ты собою плохо владеешь, способен впасть в неконтролируемый гнев и угрожать расправой. А теперь подпиши свои показания. Я ничего к сказанному тобою не прибавил. Вот и молодец, автограф у тебя красивый. А теперь я разъясню, зачем это нам понадобилось.
– Я и так догадался. Хотите меня объявить сумасшедшим, и тогда моя статья будет расценена как бред безумца.
– Правильно мыслишь. Подозрение в хранении наркотиков может вызвать у общественности сомнение. А медицинское признание журналиста недееспособной личностью ставит крест на его разоблачениях. Я в рамках уголовного дела сейчас вынесу постановление о направлении тебя на стационарную психиатрическую экспертизу. А под выводы безжалостных эскулапов твоим коллегам не подкопаться.
– А за беззаконие, творимое в интересах бесчестных чиновников, совесть не замучает?
– Ты меня не стыди. Не я существующий порядок устанавливал. А ты не хочешь соблюдать правило: с сильным парнем не дерись, а с богачом не судись. Полагаю, сочувствующие нам психиатры не подведут и не позволят тебе поколебать устои общества. Ну всё, разговор закончен.
По дороге в психиатрическое учреждение Воронов испытывал страх перед встречей с опасными маньяками и шизофрениками. Но его поместили в отдельную палату. Журналист не сомневался, что в стерильно чистой палате за ним ведётся круглосуточное наблюдение. В комнате без окон трудно было отследить время, и только тарелка супа, обозначающая обед, позволяла отсчитывать сутки.
Врачи и медсёстры его первое время не беспокоили. И лишь на третий день в его палате появился пожилой врач с короткой седой бородкой. Он некоторое время внимательно рассматривал Воронова сквозь толстые стёкла очков. Казалось, врач пытается проникнуть в мысли журналиста, узнать его прошлое и угадать будущее. Сопротивляясь подчинению чужой воле, Воронов включился в поединок, пытаясь по внешнему виду составить характеристику своего оппонента: «По виду вполне приличный человек. Напоминает сошедшего с экрана старых фильмов интеллигента и учёного гуманиста. Попробую с ним договориться».
Наконец доктор прервал затянувшуюся паузу:
– Я Юлов Виктор Михайлович, доктор медицинских наук и заведующий отделением этого учреждения. Кто вы и почему здесь оказались, я знаю. За эти дни я изучил подробности вашей жизни и прочитал публикации в центральной прессе. Сейчас я задам главный вопрос, ради которого сюда пришёл. Вы относите себя к нормальным людям или нет?
– На заре своей журналистской деятельности я писал статью о состоянии психиатрии в нашей стране и эту тему изучил досконально. А потому ваш дежурный вопрос считаю некорректным. При ответе, что я вполне психически здоров, вы всё равно запишете в моей медицинской карте: «Больной не осознаёт наличия у него болезни». Ещё хуже будет, если признаю наличие у себя психических отклонений.
– Я имею в виду совсем иное. Лично у меня состояние вашего здоровья не вызывает сомнений. Но я хочу знать: вы хотите, чтобы возглавляемая мною комиссия признала вас недееспособным, или нет? Насколько я осведомлён, если вы здоровы, то можете получить длительный срок лишения свободы за хранение наркотиков. А постановка вам диагноза «шизофрения» позволит уже через несколько месяцев признать вас не опасным для общества и отпустить на свободу. И ваша проблема будет разрешена.
– Ошибаетесь, профессор, это не только моя проблема, но и персонально ваша. Вы сейчас пытаетесь трусливо спихнуть с себя ответственность за постановку мне фальшивого диагноза. Если я спасую и попрошу признать меня психически больным, то ваша совесть не будет потревожена. Я не знаю, на чём вас прижали мои грозные враги: на деньгах, женщинах или иных пороках. Но не надейтесь, я вам спасительный круг не брошу.
– Вы, действительно, сложный для общения человек. Тогда я вынужден перейти к профессиональным вопросам для изучения вашего психического здоровья. Скажите, кем из известных людей прошлого вы бы хотели быть?
– Жаль, что вы не спросили, какой ныне год, число и месяц. Было бы проще ответить. Для облегчения вашей задачи я должен ответить, что Наполеоном?