Медленно поворачиваюсь к нему.
Он глядит пристально, будто душу планирует из меня вытянуть одним взглядом. Между нами всего несколько десятков сантиметров, поэтому я непроизвольно съеживаюсь. Сердце начинает грохотать от волнения.
– Русские… доброжелательны. – Выдает он, наклонившись к моему уху.
Я перестаю дышать, а он, как ни в чем не бывало, сканирует взглядом аудиторию.
Все сидящие вокруг пялятся на него, как стадо баранов на новые ворота. И даже Маша с Димой, сидящие теперь перед нами, устроились вполоборота, чтобы удобней было смотреть на Джастина.
– О, я смотрю у нас новенький. – Замечает Станислав Вячеславович, складывая руки в замок.
– Да, – произношу еле слышно. – Это Дж… Джастин. Прошу любить… – «Любить. Любить. Любить. – Стучит в висках». Прочищаю горло. – И жаловать…
Вся покрываюсь краской. От ушей до кончиков пальцев ног.
Так начинается наше первое совместное занятие.
12
Старался быть сильным и не паниковать. Днем, на занятиях. И после, когда мы с Зоей получали мои новые учебники и тащили их домой. И за ужином, когда меня по третьему разу спрашивали, нравится ли мне здесь.
Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.
Меня пугает буквально все, но я, конечно, никогда в этом не признаюсь открыто. Пугают их дома, улицы, люди, обычаи. С ума сводит их язык, который кажется просто изощренной пыткой – в нем все сложное, начиная от букв и заканчивая произношением слов. Любых. Потому что все они, кажется, созданы именно для того, чтобы вывернуть или завязать узлом мой язык.
Лежу в темноте на своей кровати. Большой, здоровый детина, которому хочется выть, как девке, от безысходности и усталости. Меня будто тихоокеанская волна пришибла со всей дури. Хочется встать, послать их всех подальше, собрать вещи и свалить. Но что-то держит, не отпускает. Какой-то невидимый якорь, тяжелый и крепкий.
Зоя вечером предлагала помощь в изучении алфавита. Отказался. Захлопнул дверь прямо у нее перед носом. В моем поступке мало приятного, но я злился, мне так хотелось побыть одному. Знал ведь, что будет трудно, что не раз захочется опустить руки, все бросить… и все равно ввязался в эту авантюру!
А она… Она, кажется, переживала даже больше меня. На занятии пыталась переводить мне шепотом, писала на бумажке слова-подсказки, ободряла. Хотя и преподаватели у них понимающие: тоже старались объяснять все так, чтобы и мне было понятно, много говорили на английском.
Вот же черт…
Ударяю кулаком в подушку и встаю. Иду на кухню, завариваю кофе. Она так старалась. На каждом шагу пыталась меня уберечь от ситуаций, где бы я ничего не понял. Все показывала, рассказывала, объясняла. А я вместо того, чтобы принять ее помощь в выполнении самостоятельного задания, просто захлопнул дверь.
Идиот.
Нужно скорее все исправить.
В доме тихо, все уже легли спать. Беру кофе, поднимаюсь с ним наверх. Захожу в свою комнату, закрываю на дверь на замок. Открываю окно, выкидываю на крышу плед с кровати, беру кружку с дымящимся напитком и вылезаю вместе с ней наружу. Осторожно прикрываю за собой створку.
На улице ветрено. Луна стоит высоко над домом. Крадусь на цыпочках к окну Зои, свет там не горит. Голые пятки прилипают к поверхности крыши – вечером моросил дождик. Холодно.
Наклоняюсь, встаю на колени и долго всматриваюсь в черный прямоугольник, пытаясь выхватить из темноты ее очертания, свет мобильника или хотя бы что-то, но, похоже, Зоя спит.
Вот черт. Черт. И уже вслух и по-русски: «черт»!
А на их языке мне даже больше нравится ругаться. Русский словно для этого и создан: получается смачно, хлестко, ярко и звучно.
С досады шумно выдыхаю, и вдруг в окне появляется ее силуэт. Узкие плечики с рассыпанными по ним светлыми волосами, распахнутые от удивления глазищи, тонкая талия, которую так умело подчеркивает маечка на бретельках. И губы. Бледные, но так притягательно припухшие, будто она спала или ревела…
– Что? – Спрашивает Зоя одними глазами.
От моего дыхания на стекле расползается белая дымка:
– Выходи. – Прошу, состроив свое самое виноватое и просящее лицо.
Поднимаю вверх кружку с кофе.
Мне хочется сказать dinnerdate[3], но это было бы слишком. Хотя и выглядит это как свидание, и мне хотелось бы, что бы так оно и было, если честно. Но нет. Нужно выбросить эту дурь из головы.
Зоя что-то берет со стола, накидывает легкую кофточку, распахивает окно и вылезает. Подаю ей руку, она хватается за нее и спрыгивает. От вида ее голых ножек в шортиках моя мужская природа просыпается, поэтому, едва девчонка оказывается на крыше рядом со мной, передаю ей кофе и отворачиваюсь.
– Пойдем. – Говорю. Сам уже спешу к ветке яблони, где валяется плед.
«С ума сойти можно, у нас с ней уже есть
– Не спится? – Спрашивает она едва слышно.
– Да. – Поднимаю плед, несу его к дощечке, служащей сидением, кладу сверху и жду, когда Зоя подойдет. – Садись.