Любовь первая, любовь бурная

Шункаха Люта глянул в ясные голубые глаза Брианы, моментально забыв о боли в спине, плечах и руках. Он был человеком, который жил близко к земле, который верил всем древним традициям и убеждениям своего народа. С самого детства он ненавидел все, что было связано с белыми, ненавидел то, что они сделали с его народом. Он дал клятву убивать каждого белого, который встанет на его пути, и когда умерли его мать и сестра, он иссек свое тело от горя, вновь поклявшись, что будет сражаться с васикудо последней капли крови, до последнего вздоха. А сейчас этот прекрасный ребенок с волосами цвета солнца пришел к нему и напоил, как раз когда он готов был отдать свою душу злому духу Кага за один глоток воды. Само присутствие девушки ободряло его, уводя от черного отчаяния и безысходности, которые сковывали его, словно смертельный саван.

Бриана смотрела на Шункаха, ее сердце и душа тянулись к нему, хотя она и не могла сказать, почему. Она чувствовала к нему странную привязанность, ощущала узы, связывающие их, хотя была бессильна что-либо объяснить. Она не знала, как долго они стояли так, смотря в глаза друг друга, но неожиданный звук заставил ее вскочить. Испугавшись, что ее обнаружат, девушка повернулась и побежала вверх по холму. Её сердце колотилось от страха при мысли, что ее видели там, где она не имеет права появляться. Шункаха Люта поднял глаза к небесам. Его сердце захлестнули нежные чувства, которые пробудила юная белая девочка.

—  Вакан, Танка, аншималам йе ойате, — прошептал он. — Великий Дух, сжалься надо мной.

* * *

Надсмотрщик оставил Шункаха Люта в кандалах на всю ночь. Его спина была похожа на свалявшуюся массу изодранной плоти и ужасных красных шрамов. Харт вечером выплеснул ведро соленой воды на его спину, грубо стер кровь, затем полил свежие раны виски. Шункаха Люта чуть не потерял сознание от боли, когда огненная жидкость опалила его израненное тело, и даже его стремление не показывать боль перед врагом не помогло подавить стон. Харт рассмеялся, когда индеец конвульсивно вздрогнул, и затем вновь облил раны виски лишь из чистого упрямства.

— Не хочу, чтобы в них появилась инфекция, — сказал Харт, медленно растягивая слова.

Сейчас было далеко за полдень, а руки Шункаха Люта до сих пор были привязаны над головой. Кровь сочилась из его запястий, когда железные оковы врезались в тело. Пот струился по его рукам, спине и груди. Ужасно надокучили мухи. Жажда мучила его больше, чем голод, терзавший желудок.

Закрыв глаза, он представлял, как он будет пытать и мучить своих тюремщиков, если когда-нибудь ему выпадет такой шанс. О, как он будет смеяться от удовольствия, вырезая тонкие полоски кожи из их спин, или смотреть, как они будут корчиться, когда он обмажет их лица медом и отдаст на съедение муравьям… но сейчас его тело корчилось от боли, его руки и ноги молили об освобождении.

Пытаясь забыть о боли, он вызывал в своем воображении лицо Ишна Ви, сосредоточиваясь на сверкающей голубизне ее глаз, на спокойной красоте ее лица, на великолепии ее улыбки, на солнечно-золотистой копне волос. Была ли она сейчас на холме? Осмелится ли она снова подойти к нему сегодня?

Он почувствовал ее присутствие еще до того, как открыл глаза и увидел девушку, стоящую перед ним.

Бриана смущенно улыбнулась, когда поднесла ковш к его губам. Ей было приятно, что она может облегчить его страдания.

— Я принесла еду, — сказала она, протягивая толстый кусок ростбифа. — Ты голоден?

Он кивнул, его гордость боролась с чувством голода, когда она отрывала кусочки мяса и кормила его. Мясо было недожаренное, но мягкое. И это было самое лучшее, что он ел за последние шесть месяцев. Она предложила ему кусок сыра, еще воды и ломтик хлеба.

Когда с едой было покончено, Бриана решила посмотреть на его израненную спину. Никогда девушка не видела ничего более ужасного, но, к радости, там не было и следа заражения, и она прошептала тихую молитву благодарности.

— Плохо? — спросил он ее.

— Да, — ответила Бриана, — но я не думаю, что будет заражение. Я надеюсь на это.

Он улыбнулся ей, тронутый сочувствием, которое услышал в ее голосе. Каким прелестным созданием она была.

Бриана улыбнулась в ответ. Сейчас она как никогда желала иметь нарядное платье, чтобы надевать для него, чтобы тетя разрешила ей наложить немного румян на щеки и подкрасить губы. И не понимала, что ее собственная естественная красота во много раз превосходила все то, что она могла создать при помощи косметики.

— Как тебя называют, Ишна Ви?

— Бриана, — ответила она. — Но «Ишна Ви» мне нравится больше.

— Меня называют Шункаха Люта, — сказал он, чрезвычайно довольный тем, что девушке понравилось имя, которое он ей дал. Бриана повторила индейское имя, любуясь тем, как оно звучало.

— Что это значит?

— Красный Волк, — ответил он. — Сколько тебе лет, Ишна Ви?

— Семнадцать.

«Она старше, чем я предполагал, но по-прежнему слишком молода для меня,» — подумал он печально, так как превосходил ее возрастом, почти вдвое.

— А сколько тебе лет? — спросила Бриана.

— Я тридцать раз видел лето.