Любовь, опрокинувшая троны

– Дома-то он дома, красавица, да токмо нужна ли ты ему? – покачал головой привратник. Опрятно одетая, не нищая, но все едино худородная гостья доверия у слуги не вызывала. К Захарьиным редко заглядывали гости, не имеющие при себе хотя бы пары холопов. Да еще пешие! Посему он предложил: – Ты коли поклониться с чем-то хочешь, лучше у церкви попробуй перехвати, чего дома-то знатного человека тревожить?

Ксения подумала, затем сняла с пальца кольцо с самоцветами и протянула холопу:

– Вот, хозяину своему покажи. А уж он пусть сам решит, желает меня увидеть али нет.

Паренек задумчиво хмыкнул. Дорогой пропуск произвел на него впечатление. Немного поразмыслив, слуга даже приоткрыл калитку и пропустил гостью на двор:

– Здесь обожди, лебедушка. Мало ли на улице зашибут…

На сем забота холопа о женщине закончилась. Он шумно задвинул широкий железный засов, побежал через двор и по ступеням крыльца наверх.

Федор Никитич в этот день поднялся поздно. Вернувшись накануне после охоты, он изрядно перепарился, отпиваясь потом от жары хмельным медом, и в итоге устал так, что на церковную службу просыпаться не стал, да и утро в постели провел в одиночестве.

Богатый именитый боярин с юных лет был избалован женским вниманием, никогда не зная отказа ни со стороны московских красавиц излишне свободных нравов, ни уж тем более от дворовых девок. Наигрался, налюбился, наразвлекся, пресытился… Прошедшие через его постель женщины уже давно казались Федору Никитичу на одно лицо: старательные, послушные, заискивающие, всегда стремящиеся угодить и с надеждой заглядывающие в глаза. Одинаковые, словно куклы, и такие же безвольные – делай с ними, что токмо пожелаешь, получай свое удовольствие!

Только одна девка из всей этой череды отложилась у боярина в памяти. Та, что исхитрилась в единый вечер и отказать – ему, царскому брату! – и пожалеть, и одарить своей сладостью. Задержалась на пиру, повеселилась со всеми, приласкала хозяина дома… И с легкостью исчезла, даже не попытавшись зацепиться в богатом доме возле знатного хозяина. Федор Никитич хорошо запомнил, как она хохотала с княжной Еленой и как отважно сражалась за место «царя горы», как крутилась на крутой ледянке. Развлекалась сама для себя, от всей души, ничуть не заботясь о том, каковое впечатление произведет на хозяина. Не оглядываясь на него, не красуясь, даже не задумываясь о его мнении. И лаской своей одаряла Федора точно так же – с полной душевной щедростью, безо всяких задних соображений. Не стараясь для мужчины, а сама получая желанное, искренне наслаждаясь постельной сладостью. Настоящая девка оказалась, живая и беззаботная, с крепким веселым характером. Глубокую памятную зарубку на душе оставила.

Была – и нету. Федор Никитич сам же ее и отпустил, привыкнув легко расставаться со случайными знакомыми. Теперь вместо живой девахи остался он опять со своими куклами да с выбоиной на сердце. И что теперь со всем этим делать, московский боярин ныне не представлял. Первый раз случилось подобное у мужчины за всю его тридцатипятилетнюю жизнь.

С такими грустными мыслями хозяин подворья завернулся в мягкий индийский халат, пухлый и шерстяной, но подбитый изнутри синим шелком, а снаружи крытый шелком светло-голубым, расписанным танцующими цаплями, вышел в горницу перед опочивальней, открыл дверцу затопленной печи и уселся в кресло напротив, подставив ноги веющему от живого пламени теплу и свету. Взял со стола кувшин, наполнил кубок темным немецким вином. Судя по запаху – рейнским, виноградным.

Боярский сын Федор Никитич предпочитал вина ароматные, и потому дворня покупала для него напитки, заполняющие запахом всю комнату, стоило выбить пробку в бочонке. Что до вкуса, то тут боярин любил разнообразие. Хотя сладкие и терпкие, густые настойки ему нравились, понятно, куда больше всякого рода кисля-

тины.

Послышался стук, приоткрылась дверь:

– Дозволь на миг малый от дел отвлечь, боярин? – хрипло спросили снаружи.

– Кто там еще, чего надобно?

– Да вот, девка какая-то к тебе просится, Федор Никитич, – ступил на ковер горницы молодой холоп. – Кольцо вот передала.

Подворник подкрался еще на три шага и протянул хозяину кольцо с тремя стоящими бок о бок яхонтами…

То самое, которое несколько дней назад боярский сын подарил своей забавной гостье!

– Значит, все-таки пришла! – не смог сдержать довольной ухмылки мужчина. – Стало быть, захотела-таки у меня под бочком закрепиться! Все бабы одинаковы, только одно у них на уме!

– Прощения прошу, боярин, не расслышал, – виновато поклонился юный слуга.

– Чего хрипишь? Больной, что ли? На вот, вина выпей. Может, полегчает! – Федор Никитич сунул кубок холопу, выпрямился во весь рост, разглядывая кольцо и размышляя, как лучше встретить нежданную гостью. Дабы и себя хорошо показать, и место чтобы для любой беседы удобным оказалось.

– Благодарствую, боярин. – Облизнувшись, холоп отнес кубок на стол.