Любовь нечаянно нагрянет

— Ну, ты и козел! — раздался дикий ор на всю приемную, едва начался обед в его компании.

Слава богу, большая часть сотрудников побежала в столовую, и не слышала Аськиных истеричных воплей.

Она ворвалась в его кабинет, до смерти перепугав Василича, который схватился за сердце и побелел так, словно самого черта увидел.

— Свободен, — холодно бросил Лекс безопасника, а тот и рад смыться.

Едва за Василичем закрылась дверь девушка накинулась на него с упреками.

— Значит, все это время ты мне изменял! Ненавижу тебя! Урод! — визжала она и поток ее брани невозможно было остановить, — Притащил в дом, какую-то безвкусную рыжую девку! Сволочь!

Громов так и дернулся на месте, вскидывая голову.

— Что ты сказала?

— Что слышал! — огрызнулась она, яростно кидая на стол ключи от его квартиры.

Лексу все стало понятно без слов.

Больше не обращая внимания на эту пустоголовую истеричку, схватил свой телефон и набрал рыжуле.

Сначала шли гудки, а потом телефон отключился.

— Твою мать! — зло рыкнул Громов, взрываясь неконтролируемой яростью, — И кто тебя гадину просил?

Он обернулся к бывшей невесте, сверля ее ненавидящим взглядом.

Та от неожиданности даже попятилась — настолько была необычна перемена в мужчине.

— Что ты ей сказала? Кто тебе вообще позволил лезть в мою квартиру? Мы с тобой все вчера обсудили! Захотелось, нагадить напоследок? Поздравляю, тебе это удалось!

Ася шокировано распахнула глаза. Никогда еще Громов не позволял себе такого по отношений к ней.

— Лексик…, – выдохнула она, чем еще больше разозлила Громова.

— Уходи. Уходи Ася по-хорошему, и мой тебе совет забыть дорогу в мой офис.

Она замерла в нерешительности, словно маленькая девочка, у которой только что отняли любимую куклу. По щекам с идеальным искусственным румянцем потекли слезы, а Громова передернуло от отвращения. К ней, к себе и все ситуации в целом. Потому что виноват во всем этом безобразии был он сам и никто больше.

Больше не говоря не слова, он выхватил из шкафа свое пальто и, подхватив сопротивляющуюся Аську под локоть, вытолкал ее из своего кабинета, закрыв его на ключ. Чтобы у этой дуры не хватило ума снова стащить ключи от его квартиры.

— Кать, предупреди охрану, чтобы Анастасию Анатольевну больше не пускали в наш офис, — бросил он помощнице, уже на ходу натягивая пальто.

— Лекс! Ты не можешь так поступить!

Продолжать скандал на глазах у Кати, ему хотелось меньше всего. С трудом отцепив яркие когти от своего пальто он просто тихо и твердо произнес:

— Хватит.

Ася медленно отпустила его, вытерла быстро иссякшие слезы и, гордо выпрямившись удалилась со словами:

— Ты пожалеешь, Громов.

Он уже жалел. Правда, не себя. А Ритку.

Квартира встретила его ожидаемой тишиной.

На кухонном столе стоял недоеденный тортик в компании розы.

Везде идеальный, мать его, порядок. Даже постель, в которой он только утром оставил сонную рыжулю, была сейчас застелена так, что не единой морщинки не виднелось на покрывале.

Трубку Ритка не брала. И это еще больше его разозлило.

Ведет себя как ребенок.

Да, он виноват! Но это не повод его игнорировать!

С другой стороны, а что ты, собственно, Громов ожидал от взбалмошной молодой девчонки?

Он старше и, соответственно, должен был быть мудрее.

Кое-как успокоившись, Лекс поехал к Ритке домой. Осталось только надеется, что рыжуля не успела нажаловаться на него деду.

Не то, чтобы он боялся Николая Ивановича. Скорее переживал. Судя по тем лекарствам, что мужчина, успел заметить на кухне — у деда было больное сердце.

Дома рыжули не оказалось.

Дед, пребывавший в неожиданно добродушном, почти игривом настроении, смерил уставшее, осунувшееся лицо Громова внимательным взглядом и выдал вердикт:

— Поругались.

Лекс нехотя кивнул и шагнул в тесную прихожую, едва старик, отошел в сторону, пропуская его внутрь. Где-то в комнате послышался детский смех и звонкий голос Марины.

— Мороз сегодня на улице, — зачем-то сказал Николай Иванович, — Тяпнешь со мной для сугреву?

— Нет, Николай Иванович. Я не большой любитель. Не хочу и вам не советую.

— Это от чего же?

— Давление у вас. Зачем внучку расстраивать.

Дед подумал-подумал и согласился:

— И то верно. А ты чего приперся-то? Не боишься того…самого. Небось, сам Ритуську мою обидел. Дюже у тебя, Шурик, рожа виноватая.

Довольный собственным подколом, он весело хрюкнул себе под нос и лукаво уставился на мужчину.

Вот оказывается откуда у рыжули этот фирменный взгляд. По наследству достался.

— У меня, Николай Ивановыч, пальто пуленепробиваемое. Его не каждая моль угрызет. А мы с Ритой уж как-нибудь сами разберемся. Не маленькие.

— Коли так — чеши, Шурик, отседова. Нет Ритки дома. Зря только распинаемся.

Лекс, что уже, собирался снять пальто, застыл на месте.

— Как нет? А когда будет?

— А я почём знаю? — пожал плечами Николай Иванович, — Ты ее чаще видишь. Совсем про старика забыла, жгёнка. Не звонит, ничего не рассказывает.

— Она вас очень любит, — возразил мужчина и шагнул к двери, — Я тогда пойду.

— У подъезда караулить собрался? — прищурился дед.

Лекс поежился под понимающим и очень хитрым взглядом старика, и, распрощавшись, вышел на улицу.