Любовь не предает

– Наконец-то их сиятельство соизволили оставить нас одних, – с усмешкой сказал граф, подсаживаясь ближе к младшей дочери. – А между тем мне просто необходимо кое-что сказать тебе напоследок.

Он наклонился, глаза их встретились, и Катрин, к своему удивлению, прочитала во взгляде отца такое понимание, что ей захотелось расплакаться.

– Ах папа! Ведь ты же любишь меня, ты всегда желал мне только добра. Зачем же ты заставляешь меня выходить за этого ужасного человека? Ты же знаешь, что я никогда не смогу его полюбить, никогда не буду с ним счастлива! – с отчаянием сопротивлялась дочь, закрыв лицо руками.

– Катрин, – с мягким упреком убеждал граф, – неужели ты думаешь, что я стал бы настаивать на своем решении, если бы не был уверен в обратном? Ты думаешь, что я отдаю тебя за лорда Стенфилда из благодарности, потому что он организовал мой побег из Консьержери. Но все совсем не так.

– Тогда я действительно не понимаю твоего упрямства!

– Зато я прекрасно понимаю твое. Между тобой и Джейсоном произошло нечто такое, что ты не можешь простить ему. Но поверь, дорогая, нельзя из-за каких-то незначительных обид ставить под угрозу всю жизнь, отказываться от возможного счастья. Я не так много общался с графом Стенфилдом, чтобы хорошо узнать его, но даже нескольких часов хватило, чтобы понять, какой граф достойный человек. Он много пережил на своем коротком веку. Это сделало его замкнутым и недоверчивым. Но под его внешней холодностью и неприступностью скрывается отзывчивое и чувствительное сердце. Когда он откроет его, ты поймешь, как была не права. И тогда скажешь мне те слова благодарности, каких нет сейчас в твоем ожесточившемся сердце.

Какое-то время они молчали. Катрин отчаянно боролась с желанием рассказать отцу обо всем, что произошло в тот вечер в Мелверн-парке, но так и не решилась сделать это. Разве ее признание может теперь что-то изменить? Узнав, что его дочь уже утратила невинность, Анри де Шатовье придет в негодование и ужас и будет только рад, что ее позор так легко удастся скрыть. С тяжелым сердцем Катрин поднялась, пожелала отцу спокойной ночи и, не глядя на него больше, направилась к себе.

Она долго не могла уснуть. Просто неподвижно лежала, бездумно глядя в темноту ночи. Слез не было, и от этого становилось еще тяжелее. Тихий стук в дверь вывел ее из этого состояния.

– Это я, сестренка. – Бесшумно распахнув дверь, в комнату вошла Вирджиния в дорожном костюме, держа в руке свечу в медном подсвечнике. В ее голубых глазах была какая-то болезненная одержимость. Следом за маркизой в комнате появилась ее горничная с небольшим дамским саквояжем в руках. – Одевайся, сестренка, только тихо. В доме уже все уснули. Внизу нас ждет дорожная карета.

– Что все это значит, Вирджиния? – растерянно пробормотала Катрин, вскакивая с кровати. – Ты собираешься увезти меня отсюда?!

– Да, и без малейшего промедления. Уже светает, и скоро поднимутся слуги. Торопись же, дорогая, ради всего святого! Или ты хочешь, чтобы проклятый Стенфилд снова сделал с тобой то, что в ту проклятую ночь? Хорошо, что у тебя хватило мужества рассказать мне обо всем. Я просто обязана спасти тебя от этого чудовища.

Как только Катрин была готова, сестры торопливо спустились по черной лестнице и вышли из дома. В сопровождении горничной женщины пересекли небольшой садик и оказались у задних ворот особняка. Возле кареты уже нетерпеливо расхаживал кучер. Он помог им забраться в экипаж и пришпорил лошадей.

– Мы направляемся в имение моей подруги, баронессы Морланд, – довольно улыбаясь, сообщила Вирджиния. – Там мы пробудем до тех пор, пока скандал немного не утихнет. Представляю, как будет огорчен мой дражайший супруг! – вдруг прибавила она с истеричной веселостью. – Но, если честно, мне на это плевать. В конце концов, у него была возможность что-то предпринять, чтобы помешать этому браку. Например, вызвать Стенфилда на дуэль… Но, разумеется, Энтони такое оказалось не по силам. Когда-то они были друзьями с проклятым Джейсоном Стенфиддом, а для мужа чувство товарищества дороже всех остальных.

Прошло какое-то время, поднялось солнце. Выглянув в окно кареты, Катрин поняла, что город давно остался позади – они проезжали последние предместья. Вирджиния дремала, убаюканная стуком колес. Но, в отличие от сестры, Катрин даже и думать не могла о сне. Напротив, ее мысли внезапно прояснились, и она начала размышлять о своем поступке.

Попытавшись представить, что произойдет, когда ее побег обнаружат, Катрин чуть не стало дурно. Как отреагирует отец? Хватит ли у него сил перенести такое унижение, выслушать нескромные вопросы, дать какие-то объяснения? Даже если граф де Шатовье и был в чем-то неправ, он не заслуживает такого обращения. И – что самое страшное – отцу придется как-то объяснить поступок дочери графу Стенфилду.