Любовь насмерть

– Так и я взял ее к себе и начал действовать. Обратился вот к тебе, заплатил тебе… Что я сделал не так, скажи?

– Ладно, ты прав… Ты сделал все правильно. Но почему тогда все идет наперекосяк?

Ракитин вернулся после беседы с Ольгой. По его лицу трудно было определить, остался ли он доволен разговором или нет. Он казался задумчивым, но тут, пожалуй, задумаешься, когда окажешься в его ситуации, когда кругом сплошные трупы и ни одной настоящей зацепки. Казалось бы, его разговор с нами мог бы как-то пролить свет и обозначить хотя бы мотив убийства, ан нет, клубок не хотел распутываться, а только еще больше запутывался. Что же касается его разговора с Ольгой, так, по мне, он просто получил массу удовольствия, находясь рядом с ней и слушая ее голос. И кто знает, какие фантазии его посещали, когда он разглядывал ее, мучая вопросами. Хотя, может, это я такой ненормальный и в женщине вижу прежде всего именно женщину, а Ракитин, глядя на Ольгу, видел в ней лишь свидетеля преступления?

Ольга же после разговора со следователем выглядела опустошенной, грустные глаза она отводила в сторону. Я больше всего переживал за ее душевное здоровье. И это не я, а она попала в историю, где ей отводилась незавидная, прямо скажем, роль. Наверняка Ракитин пытал ее относительно ее бегства от мужа, спрашивал, как она могла прятаться у доктора Селиванова целых два года. Я бы даже не удивился, если бы, заглянув в голову следователя, прочел там новую, убийственную версию случившегося: а что, если это Ольга и убила двоих? Или доктор убил Винник, а Ольга – доктора. У следователей работа такая – всех подозревать.

Да ладно еще эти убийства, ко всем этим трагическим линиям прибавилась еще одна – смерть натурщицы Зои! Оказавшись в пустом, как ей казалось, доме своего любовника, она умерла от страха, увидев там постороннего человека. Сердце не выдержало! Легкомысленная пьянчужка… Я про себя помолился за ее грешную душу.

– Ну что ж, господа, дело хреновое! – заключил Ракитин, когда мы все снова собрались за столом. – Не понимаю только, зачем вам всем было водить меня за нос, что-то скрывать.

Костров закатил глаза к потолку. Конечно, ему ли не знать про методы работы следствия. Загребли бы Ольгу сразу, посадили в СИЗО, где она бы и свихнулась окончательно. И меня в придачу – за все хорошее. За мое доброе сердце. Вот и помогай после этого людям.

– Ладно, сидите тут, никуда не высовывайтесь, а я подумаю, что делать с вами дальше, – сказал он, стараясь не смотреть в глаза уязвленному его тоном Кострову. – Первой убили Софью Винник, значит, искать надо мотив среди ее окружения. Родители убиты горем, это понятно, отец так вообще потерял вторую дочь. Никого-то они не подозревают, ничего не понимают. Говорят, что встречалась их Соня с каким-то парнем, вроде студентом, но ни имени его, ни где он учится, ничего не знают. Но на свидания она бегала, наряжалась и все такое. Вела себя, как ведут себя все влюбленные девушки. И судя по всему, то есть по рассказам матери, этот роман со студентом делал Соню счастливой, глаза ее так и светились. Надо его найти, этого парня. Может, он что знает, а может, это он ее и убил. Мало ли таких историй.

Я был уверен, что парня этого Ракитин найдет, все-таки не в лесу жила Соня, подружки были, какие-то знакомые, которые видели их вместе.

– Ольга, вы поедете со мной? – неожиданно спросил ее Ракитин уже в дверях.

Сердце мое остановилось. Ну вот и все. Она рассказала ему о Туманове, о его письме, и теперь возвращается к мужу. Как все, однако, просто! А что делать мне? Страдать по ней так же, как страдала когда-то она сама по своему Герману? Кружить под окнами тумановской квартиры, чтобы только поймать ее тень за занавесками? У меня от волнения даже кончики пальцев на руках начали покалывать. А щеки, наоборот, запылали, я прямо почувствовал это нервное тепло, жар.

– Нет, я еще не готова, – вдруг ответила она и прислонилась спиной к стене, словно чтобы не упасть. – Совсем не готова. Да и предупредить его надо было. Он же не один живет.

Совершенно здравомыслящая девушка. Меня отпустило. Еще один (а может, и не один?) вечер, день с моей ненаглядной. Боже, какое же это счастье!

– Хорошо, как скажете.

И Ракитин уехал.

11

Едва машина следователя скрылась из виду, мы сорвались и отправились ко мне в лес. Втроем. Надо было еще раз внимательно осмотреть все, что только могло иметь отношение к нашему, ставшему уже общим делу. Мой дом и бар, гараж, дом доктора Селиванова (уже дважды осмотренный, обысканный и вновь опечатанный). Мы понимали, что только оказавшись там, в декорациях нашей прежней жизни (за исключением, конечно, Фимы), мы, возможно, сможем понять или вспомнить что-то такое, что послужит если и не зацепкой, то хотя бы слабой нитью к основному мотиву убийства.

– Откроешь свой бар, позовешь всех, устроишь попойку, понял? – командовал возбужденный предстоящим театральным действом Костров. – Сначала будут пить за упокой души вашей Зои, потом – куда уже пьяная кривая выведет!